Парни и девушки маршировали, взявшись за руки, многие из них были пьяны от возбуждения или других стимуляторов, смеялись, шатались и фыркали. Впереди шли всадники с антирелигиозными знаменами. Грузовики перевозили группы мужчин в гротескных маскарадных костюмах, символизирующих Бога, Христа и божества других конфессий. Один из любимых рисунков, повторяемый различными процессиями, изображал Бога, держащего в руках обнаженную женскую фигуру. Там были манекены раввинов и священников, натянутые, как марионетки.
Также были пародии на песнопения и передача Молитвы Господней, адресованной «Лорду Капиталу». Маккензи, как и его коллеги-репортеры, отметил, что мероприятие собрало сравнительно мало зрителей, и он чувствовал, что главным результатом мероприятия была реклама того огромного влияния, которое религия по-прежнему оказывает на массы людей. Ему сказали, что в то Рождество московские церкви были переполнены больше, чем в царские времена, и он был удивлен количеством солдат Красной Армии, которые были замечены среди молящихся. «С наступлением темноты на открытом пространстве разжигали костры и бросали в них чучела, молодые люди брались за руки и танцевали вокруг пламени».
Голдер назвал это «сожжением богов». Он спрашивал россиян справа и слева, почему большевистское правительство сделало что-то настолько «глупое», и ему ответили, что для поддержания «коммунистического огня энтузиазма» «всегда необходимо придумывать какой-нибудь трюк». Голдер относился к православной церкви с большей симпатией, чем большинство мужчин из АРА, но, возможно, это было отражением его возраста — ему тогда было за сорок — и многолетнего изучения русской культуры. Более характерным для мышления людей АРА был хладнокровный пассаж из письма, которое Флеминг написал домой на Пасху 1923 года:
У меня есть одна общая черта с коммунистами — я не могу относиться к этой церкви серьезно. Служба очень впечатляющая, но это служба раба; глубокие своды церкви и трогательный звук отдаленного пения, беззвучные движения священника и великолепный бас служителя, который руководит пением — все молящиеся стоят и крестятся, — в целом производят очень глубокое впечатление; но я заметил, что за пределами церкви этот эффект очень слабый. В тот же вечер я посетил также зал Общества коммунистической молодежи, где толпа хулиганов распевала пародии на церковные церемонии и выходила, чтобы непочтительно войти в церкви, постоять несколько минут, понюхать и с топотом покинуть церкви. Между ними двумя трудно сделать выбор.
На самом деле Флеминг заходит слишком далеко, однако многие его коллеги разделяли его безразличие к православию, хотя и обсуждали судьбу духовенства с большим сочувствием. Барринджер, который был свидетелем репрессий против Церкви в Екатеринославе в 1922 году, описал кульминацию судебного процесса над архиепископом Екатеринославским за антисоветскую деятельность:
[Когда] пришло время оглашать приговор после трехдневного судебного разбирательства, епископу было приказано встать, двое солдат направили на него штыки, а «комендант», или шериф, направил свой револьвер ему в лицо. Затем председатель Трибунала вынес смертный приговор, который он через несколько минут заменил на пять лет тюремного заключения, а неделю спустя архиепископ собирался проповедовать о добре в своей старой церкви. Однако он согласился на стороне поддержать движение «Живая церковь», которому помогает и спонсирует советское правительство. Если местные органы власти в России неэффективны, то это не от недостатка власти.
Он назвал «Живую Церковь» «полной советских политических придирок» и в целом назвал антицерковный крестовый поход бесплодным занятием: