Я тихо выругался и посмотрел вверх, пора позаботиться о 30 «фокке-вульфах», выполняющих полубочку перед пикированием менее чем в 6000 футов надо мной и пикирующих на нас. Инстинктивно я бросил возиться с прицелами и повернул, чтобы атаковать вместе с другими пятью самолетами. Основание моего прицела, болтающееся на конце электрического провода, зацепило мне лицо, перчатки упали под сиденье, и 30-миллиметровый снаряд ударил мне в правое крыло, изрешетив мой фюзеляж. Плохое начало!
«Длинноносый» «фокке-вульф» практически коснулся меня и прошел подо мной, выполнив полубочку.
Все, казалось, произошло довольно нелепо.
– Прощайте, парни, я сбил его.
Это был несчастный голос Спенса – его «темпест» вошел в штопор, чихая маслом и пламенем. Бедняга Спенс, он так гордился своим новорожденным младенцем.
Сейчас дела действительно начали скверно пахнуть. «Фокке-вульфы» ловко разделились на группы по 5 или 6, пристроились к каждому из нас. Без орудийного прицела я вслепую и безуспешно стрелял во фрица, который на какое-то мгновение возник передо мной. Я был обезоружен и уже не мог принимать участия в шоу. Предупредил Фейрбенкса, он не ответил, и я решил двигаться сам. Мой двигатель начинал тревожно накаляться.
Передо мной столкнулись два «фокке-вульфа», и их спутавшиеся останки медленно падали, разбрасывая множество пылающих фрагментов. Раскрылся парашют и тут же исчез в облаке.
Преследуемый четырьмя немцами, я выполнил вертикальный подъем и ждал с поднятым кверху носом, чтобы остыли рычаги управления. Тревожный момент… нет сброса скорости… мой «темпест» начал вибрировать. Я с силой дал ногой по панели руля управления, небо перевернулось – полубочка – я оказался вверх ногами. Потянул рычаг управления к себе – какое огромное напряжение! Безусловно, я плохо управлял своим «темпестом».
Один из «фокке-вульфов» без труда разгадал мой маневр, и его снаряды свистели рядом с моим капотом. Сейчас я пикировал вертикально. С моими семью тоннами я быстро набрал на индикаторе 500 миль в час и оставил «фокке-вульф» далеко позади. Я должен быстро выровняться, так как мое поврежденное крыло вибрировало и его наружная обивка, поврежденная шрапнелью, опасно порвалась.
Пересек Рейн на высоте менее чем 150 футов, под аккомпанемент взбешенной артиллерии. Кроме того, я плохо выбрал место для посадки и оказался на левом берегу на уровне земли в окружении Веселя. Как же била артиллерия! Участвовали даже пулеметы. Сейчас я понимал, почему все делали обход через Гош. В тумане я не узнал Фолькель и оказался одному Богу известно где – над голладской сельской местностью. Все ветряные мельницы, все каналы и все города были похожи – карта не помогла. Я попросил Дезмонда сориентировать меня, и он направил меня прямо на базу.
Сел очень плохо, так как мои закрылки опустились только наполовину, и я боялся, что они могут выйти из строя в середине моего подхода к земле.
Инглис и Дэнни только что сели, Моссингс совершал круговой облет. Фейрбенкса и Спенса сбили. Инглис и Моссингс каждый повредили по немцу, а на счету у Дэнни было три. Из-за силы стычки результаты невозможно было проверить.
Той ночью беспорядок был довольно удручающим.
Трагическое приземление
Сквозь грязное оконное стекло я наблюдал за отделением эскадрильи Еллоу-274, возвращающимся из вооруженной разведки. Лишь три самолета в круговом полете из четырех… и даже один из трех, казалось, был серьезно поврежден зенитной артиллерией.
Дезмонд позвонил мне по телефону и попросил сразу же прийти на контрольно-диспетчерский пункт. Как только я прыгнул в джип, два первых «темпеста» приземлились в боевом порядке. Я увидел красный свет лампочек Верей из контрольного пункта аэродрома. Дезмонд находился на балконе контрольно-диспетчерского пункта с микрофоном в руке. Забыв о ступенях, я быстро оказался возле него, вскарабкавшись по наружной лестнице.
– Это Алекс, – сказал он, протянув мне свой полевой бинокль. – Дайте ему совет.
Бедняга Алекс, должно быть, получил 37-миллиметровый снаряд, и одна из ног его шасси жалко висела, колесо было наполовину оторвано. Эту ногу необходимо было поднять во что бы то ни стало; в таком состоянии ему никогда не удастся сесть на «брюхо».
– Алло, Алекс! Пьер на связи, попытайся поднять левую ногу!
Ответа не последовало. Я повторил снова, заставляя себя говорить медленно и отчетливо. Наконец, спустя несколько секунд голос Алекса зазвучал в громкоговорителе неуверенно и спазматически:
– Извини, я не могу.
– Попробуй снова, – настаивал я.
Рев его двигателя с открытым дросселем, пропеллер на малой скорости привлекали внимание каждого. Я видел людей, забирающихся на крыши домов и толпящихся у дверей и окон. Прибыли Хибберт и Брукер, тревожно следя за фигурами самолета, – он пикировал, поднимался вверх, покачивая своими крыльями, пытаясь освободить чертово колесо. Наконец после пикирования объект отделился от самолета, но была все еще гидравлическая нога.
– Алекс, попробуй углеродную бутылку!