Как купить, чтоб продать, как сесть поближе к трубе и целовать её нежную чугунную поверхность.
А кроме этого – главное – родители уже не помогают в юности и не мешают в старости.
Они иногда нужны для зачатия и вскармливания.
Детское питание набрало высоту, а компьютер отодвинул родителей просто за дверь.
С родителями покончено в детстве.
И смешно принимать их претензии во взрослом виде.
Мир шахмат – мир одиноких людей.
– Ну, мама, ну ты не понимаешь…
Как она докажет тебе, что понимает?
Да и где что…
О чём думает её сын ночами?
От чего он осунулся и посерел?
Что он ей объяснит?
– Понимаешь, мы хотим захватить землю соседей, разорить хозяина, обанкротить фирму.
Куда ей, бедной старушке, с песнями в голове.
Спасибо, что кормят и берут с собой на лето.
Так что понятие «отцы и дети» слегка устарело.
Скорее, одинокие, родившие одиноких.
В странах потребления их грузят в автобусы и они ездят отдельно от всех.
В странах ископаемых – седые ходят и ходят по базару, по магазину и всё прицениваются, прицениваются, прицениваются, прицениваются и не могут прицениться.
Не для еды они освободились.
А радость есть – мозги работают вверху и внизу страны.
Как обойти трубой настырного соседа.
Как газом усмирить зарвавшийся электорат.
Как сделать всю еду холодной и сырой во всех враждебных странах.
И низ по партиям и капиллярам лезет вверх в парламент.
Не в нефти, так в политике.
Мигалку дайте!
Чуть помигать в дневное время.
Опять всё обессмыслилось.
Потерялось без мигалки.
Без мигалки опять не жизнь.
И зрелище, достойное всей России: я видел на Рублёвке грязный «Роллс-Ройс» с мигалкой.
Вас оскорбляет?
А я – горжусь!!!
Лучшее место под солнцем – в тени.
Исчезновение женщин
К тому, что в нашей стране исчезают отдельные люди, мы уже привыкли.
Но у нас внезапно исчезло целое поколение.
Мы делаем вид, что ничего не случилось.
Пропадают женщины.
Пропадают женщины после пятидесяти.
Они исчезли с экранов, они не ходят в кино, они не появляются в театрах.
Они не ездят за границу. Они не плавают в теплом море. Где они?
Их держат в больницах, в продовольственных лавках и на базарах.
Они беззащитны.
Они не выходят из дому.
Посмотрите – они исчезли.
Они совершенно не нужны. Как инвалиды.
Целое поколение ушло из жизни, и никто не спрашивает, где они.
Мы кричим: «Дети наше будущее!»
Нет. Не дети. Они – наше будущее.
Вот что с нами произойдёт.
Всю карьеру, всю рекламу мы строим на юных женских телах, и на этом мы потеряли миллионы светлых седых голов.
Почему?
Как девицам не страшно?
Это же их будущее прячется от глаз прохожих.
Слишком много выпало на долю этих женщин.
Дикие очереди, безграмотные аборты, тесные сапоги, прожжённые рукавицы. И сейчас их снова затолкали глянцевые попки, фарфоровые ляжки, цветные стеклянные глаза.
Юное тело крупным шёпотом: «Неужели я этого недостойна?»
Ты-то достойна… Мы этого недостойны.
Мы достойны лучшего.
Мир мечты заполнили одноразовые женщины, которых меняют, как шприцы. Поддутые груди, накачанные губы, фабричные глаза.
И всё это тривиально-виртуальное половое возбуждение, от которого рождается только визит к врачу.
Мы изгнали тех, кто даёт стиль, моду, вкус к красоте, изящной словесности, кто делает политиков, кто сохраняет жизнь мужей.
На них кричат в больницах:
– Вы кто – врач?
– Я не врач, – говорит она тихо. – Но я борюсь за жизнь своего мужа, больше некому в этой стране.
Они – эти женщины – сохраняют для нас наших гениев.
Потеряем их – уйдут и их мужья, люди конкретного результата.
Останутся трескучие и бессмысленные политики и несколько олигархов, личная жизнь которых уже никого не интересует.
Они её вручают в совершенно чужие руки, вопрос только в том, станет ли иностранная медсестра за большие деньги временно любящей женой.
Конечно, в редкий и короткий период телевизионного полового возбуждения мы прощаем всё очаровательным ягодицам, даже их головки, их песенки.
Они правильно, они верно торопятся.
В тридцать лет останутся только ноги, в сорок – глаза, в сорок пять уплывает талия, в пятьдесят всплывут отдельные авторши отдельных женских детективов, в пятьдесят пять – борцы за присутствие женщин в политике… А в шестьдесят исчезнут все.
Хотя именно эти, исчезнувшие женщины создают королей и полководцев.
Они второй ряд в политике.
А второй ряд в политике – главный.
Это они оценивают юмор, живопись, архитектуру и все сокровища мира, а значит, и оплачивают их через своих мужей.
Я этим летом на одном благотворительном концерте увидел их. Я увидел исчезнувшее в России племя, племя пожилых дам – стройных, красивых, в лёгких шубках и тонких туфлях и их мужчин, чуть постарше.
Это была толпа 50–60–65–70–80–85-летних.
Они хохотали и аплодировали. Они танцевали и играли в карты.
Они заполняли огромный зал с раздвижной крышей.
Это были не олигархи, не министры, не короли.
Это были женщины, лица которых составляют герб Франции.
Огромный тост
Выпьем за водку, за коньяк, за виски, за текилу, за чачу, за сливовицу, за обыкновенный сельский самогон, за спирт обмывочный, за тормозуху, за медицинский спирт ректификат и за тройной одеколон.