Большое собрание произведений. XXI век

Ну находишь что-то, пытаешься это приспособить, выбрасываешь, снова копаешься, нашел что-то, повертел в голове, выбросил.

Мысли общие.

Слова общие…

Нет!

Жизнь коротка.

И только книга деликатна.

Снял с полки. Полистал. Поставил.

В ней нет наглости.

Она не проникает в тебя без спросу.

Стоит на полке, молчит, ждет, когда возьмут в теплые руки.

И она раскроется.

Если бы с людьми так.

Нас много. Всех не полистаешь.

Даже одного.

Даже своего.

Даже себя.

Жизнь коротка.

Что-то откроется само.

Для чего-то установишь правила.

На остальное нет времени.

Закон один: уходить.

Бросать.

Бежать.

Захлопывать или не открывать!

Чтобы не отдать этому миг, назначенный для другого.

Разговор отца с сыном

Предисловие

Родители и дети.

Конечно, родители детей.

Сегодня есть куда сбежать.

Родители должны быть косыми –

Один глаз на жизнь,

Другой на ребёнка.

Ребёнок ещё не человек.

Как львёнок – не лев.

Львица учит.

И мама учит.

А моё воспитание:

Прилетел, накричал и уснул.

Папа у нас такой…

У мамы двое детей.

Мама – волевой, умный женщина с двумя детьми.

Старший воспитывает младшего с помощью мелких произведений и крупных воспоминаний.

Младший водит друзей послушать.

Друзья у него хорошие.

Они говорят, он тоже.

Что он слышит, собрано в этой книжке.

Что он видит, когда-нибудь расскажет сам.

Ваш и его автор

М.Ж.

Сын – сыну

Сын. Конечно, ты другой.

Тебе двадцать лет, и вы другие.

Ты ко мне снисходителен.

И правильно.

Я ещё только разбираюсь в том, в чём ты разобрался.

Но с другой стороны:

Ты учишься в институте.

И посмотри.

И посмотри.

И оглядись.

Учат такие, как я.

Ты не можешь избавиться от меня, идя на учёбу.

Ты не избавишься от меня, пойдя на работу.

Тебя встречу я в виде преподавателя.

В виде репетитора.

В виде декана.

В виде врача, наконец.

Это всё буду я, надоевший, хлещущий словами, деньгами, запретами.

Чем я отличаюсь от них?

Только тем, что они чужие, но тоже знают тебя с детства.

Я, в виде школьного учителя, знаю тебя с семи лет.

Уже тогда я говорил тебе:

– Не ври. Я не забыл!

Учитель не может забыть.

Ибо он знает.

А ученика, который не знает, слышно и видно.

Ясно слышно и ясно видно.

И взрослого, который не знает, ясно видно и слышно.

Надоевший Я встретит тебя всюду.

Он уже знает гаджет.

Он опять будет тебя воспитывать, если почувствует твою слабость!

Но у твоих будущих отцов есть некоторое отличие от меня.

Они могут тебя уволить после ряда унижений.

Учись говорить другому отцу:

– Извините. Это не вы забыли. Это я забыл. Спасибо. Больше не буду забывать.

В его руках уже твоя взрослая одинокая, тем более не одинокая, жизнь, которая, к большому сожалению, зависит от чужих отцов и матерей.

Им дороже свои дети.

А из чужих либо очень талантливые, либо очень вежливые.

А главное, исполнительные.

Самое страшное для чужого отца – неисполнение его распоряжений!

Там простой путь.

Через исполнения чужих распоряжений к изданию своих распоряжений.

От увольнения тебя до увольнения тобой.

Эту скользкую тропу надо пройти, проползти, проболеть и протащить через себя.

Из этого что следует?

Только одно.

Как я тебе ни надоел,

Я не оставлю тебя никогда.

Потому что в отличие от них

Я тебя люблю, целую.

И помню всего!

Как и ты меня!

Теперь послушай, что говорил

Мой отец мне!

Отец мой, врач мой

Миша! Есть люди несчастливые, но везучие.

Им часто везёт, но это ничего не решает.

У них не накапливается.

Ты им поручи что-то – они сделают, но не завидуй, они несчастливы.

* * *

Шизофрения – самая человеческая болезнь, как венерические.

Остальные болезни есть и у лошадей.

Но ты же не скажешь, что у этой лошади мания величия.

Или у этого пса раздвоение личности.

Шахматы – человеческая игра.

Бегать наперегонки можно и с лошадью.

И грузы поднимать.

Я уже не говорю о стихах.

Это не лошадиного ума дело.

* * *

Разум или нравственность?

Вопрос.

Нравственность выше и важнее, хотя разум экономически выгоднее.

Как лечащий врач могу сказать: «Вы подумайте, и я подумаю».

Это я больным говорю.

Хуже всего человеку большого дарования.

От него требуют факты, доводы, а он весь на бессознательном.

Он ничего не может объяснить.

А его необъяснимость, кроме вражды, ничего не вызывает.

* * *

Если ты выпил – молчи.

Твое мнение будет от выпитого, не от увиденного.

* * *

Мы в восторге от «Битлз».

И вдруг – Высоцкий.

И вдруг – Ахматова.

Вдруг понимаем слова.

Если бы так же понимать Эдит Пиаф.

«Садитесь, милорд.

На стол кладите ноги.

Заботы – на меня».

Петь-то надо слова, сынок…

* * *

Идешь по улице – крики из окон: «Не стреляй!»