Большой Босс для Малинки

Чувствуя, что дыхание Даши стало ровнее, будто засыпает, то стал укладывать на кровать. Как только спиной она коснулась простыни, тут же снова открылись зелёные глаза, а  пальцы вцепились в меня с новой силой.

- Рус…

- Да, да, моя хорошая. Я  буду с тобой.

Укладываясь на бок рядом с ней, притянул к себе, оставляя короткий поцелуй в лоб.

- Ты со мной как с больным ребенком, – слегка укоризненно прошептала девушка.

- Дашунь, ты совсем не ценишь чудеса моей железной выдержки, – пробормотал в её макушку.

Она молчала, лишь почувствовал, как ее тело «вплетается» в моё. Ладошка скользнула на спину под футболку, обжигая меня своим прикосновением, а нога между моих коленей. Так что теперь мы чувствовали каждый вдох друг друга. Это, конечно, ещё та пытка, но если ей было так легче, то я готов так хоть до утра лежать.

- Мне снятся мои родители… в день их смерти.

Этот доверительный шепот одним махом пробил дыру в моём сердце. Я не пытался искать о Малинкиной информацию, но нутром чуял, что там всё грустно. Хотя ее следующие сбивчивые слова изменили моё мнение с «грустно» на «полное дерьмо».

- Мне было три. Мы пошли в выходной в большой магазин, я плохо помню… сплошные обрывки. Вот красивое лицо мамы, вот смеётся папа, когда я пачкаю нос мороженым, а потом оглушительный шум, крики, кругом всё падает. В тот день произошёл взрыв торгового центра в моём родном городе, недалеко от Москвы, террористический акт, который унёс много жизней. Меня с родителями придавило обломками несущей стены. Как звучало в отчётах спасательной команды, я чудом осталась жива. Они нашли меня спустя два дня, прикрытую телом отца. Я лишь помню стеклянные глаза мамы недалеко от меня и какое-то время хрипы папы, а потом звон в ушах, боль в ноге и холодное мороженое на лице и одежде. Сказали, что мама умерла сразу, отец продолжал жить и частично вытащил нас из-под стены. Иногда мне снится, что я снова там… много людей вокруг меня, и я не могу дышать, а потом я вижу, как родители умирают. Слышу шёпот мамы, ее крики, стоны и хрипы отца, он тоже о чём- то меня просит. Не знаю, где в этих снах правда, а где выдумка моего больного мозга, но мне очень хочется просто поскорее умереть вместе с ними.

Она замолчала. Я тоже не мог говорить. Хотелось или взвыть в голос, или пойти сломать что-нибудь, чтобы выплеснуть эту боль. Боль, что затопила мою душу, срывая старые раны и нанося свежие глубокие и кровоточащие.

- Сладкая моя, я не знаю, как тебе помочь. Мне очень жаль! Если бы я мог, то забрал всю твою боль себе, – севшим голосом признался я в собственном бессилии.

Горло сжали спазмы, так что я снова замолчал.

- Не надо моей, тебе и своей с лихвой хватает, – грустно прошептала Малинка, оставляя короткий поцелуй на груди, где быстро и тяжело билось моё сердце. – Мне достаточно, что ты рядом.

- Ох, это точно! Боюсь, в ближайшее лет тридцать, а то и сорок ты от меня не отделаешься.

- Знаешь, это прозвучало одновременно как угроза и как обещание, – сказала Даша, поднимая голову и отклоняясь назад, чтобы видеть моё лицо.

Нежно стёр новые слёзы с ее красивых глаз, обвёл большим пальцем контур ее мягких и припухлых губ.

- Я обещаю, – повторил я, уже накрывая ее рот своим.

Я мог пить этот сладкий нектар вечно. Ее губы, ее кожа, даже её запах были потрясающе сладкими, будто она пропитана чем-то сахарным и фруктовым. Наверное, я просто схожу с ума, так сказать, шизофрения в расцвете сил.

Мы так и уснули, не расцепляя наших конечностей. Я лишь притянул голову девушки к себе на грудь, так как Малинка призналась, что звук моего сердцебиения её успокаивает. Не стал тогда комментировать это признание, лишь усмехнулся. Это сердце было целиком её, за исключением части для дочери и маленького кусочка для воспоминаний.

***

Проснувшись утром, долго лежал, боясь пошевелиться. Я просто тихо наслаждался покоем внутри себя, несмотря на все ночные переживания. Так что старался размеренно дышать и любовался своей спящей ягодкой. Эта буйная головушка покоилась в сгибе моей руки, так что маленький носик и дыхание щекотали кожу, а ее рука и нога были по-хозяйски заброшены поверх меня. Она даже во сне боялась, что я уйду. Глупая моя, можно подумать, что на свете есть силы, заставившие меня её оставить!