Большой день в жизни Кости

— Здесь вы видите личные вещи защитников крепости, найденные во время раскопок. А это — будильник. Тяжелый снаряд обрушился на здание, где он стоял, и его стрелки остановились на без двадцати минут четыре.

«Вот отойдут — посмотрю будильник», — мрачно решил Костя.

Он подождал немного и вышел в соседний зал. Это, что ли, личные вещи бойцов? Наверное, это. Вот кружка. Вся проедена ржавчиной, как кружевная… Вот котелок, измятый, покрытый каким-то голубоватым налетом, вот алюминиевые ложки. Одна особенно понравилась Косте — ручка ее была красиво перевита винтом, а на конце — дырка, может быть, для шнурка? Уж такую ложку от всех отличишь! И Костя представил себе владельца этой ложки — веселый, наверное, рукодельный. Кругом снаряды рвутся, пули свистят, а он сидит себе где-нибудь, под обломком стены пристроился и ест своей перевитой ложкой кашу вот из этого котелка. В кашу пыль летит, комья земли… А он смелый, ничего не боится, нагнется только пониже и ест. А где же будильник? Костя отыскивал глазами его белое круглое лицо. И вдруг отшатнулся: как открытая рана глядело на него темное, обнаженное нутро будильника. Без циферблата, без стекла. Забитые землей, заросшие ржавчиной, с трудом угадывались рубчатые колесики, винтики… Костя пригляделся — вот они, стрелки. Действительно, одна из них стоит примерно там, где на часах бывает цифра четыре, другая — там, где восемь. Значит, без двадцати. Костя смотрел на него не отрываясь. Будильник был страшен. И Костя вдруг почувствовал себя одиноким здесь, один на один с израненным будильником. Захотелось убежать на улицу. Там все так же мелькали на ветру и блестели на солнце листья деревьев, так же маршировали и крутились на турнике солдаты. Откуда-то доносилась гармонь. Здесь она, совсем недалеко. И не одна гармонь. Ей помогали какие-то звонкие, отчетливые молоточки. Гармонь выводила мотив, а молоточки отбивали такт. Что же это такое?

Костя пошел вдоль казармы, вдоль кустов акации, и вдруг увидел точно такие же лавочки в таком же коридорчике между акациями, как и у входа в музей. На лавочке сидели солдаты. Один из них растягивал гармонь, а другой, ловко вскидывая руки, стучал друг о дружку алюминиевыми ложками. Вон что! Ложки! Наверное, тот боец, который перекрутил ложку, тоже так умел? Вот и этот такой же — ловкий, веселый.

Костя остановился около скамейки.

— Эй, пацан, иди к нам! — заговорили солдаты.

Костя подошел ближе, его завертели. Куда ни глянь — свежие загорелые лица, белые зубы, пилотки, гимнастерки… Тут пахло кожей сапог, табаком. Солдаты рассматривали его с насмешкой, но ласково.

— Ну-ка, — рыжеватый с ложками подмигнул Косте, — бери ложки, играй, пробуй!

Костя взял ложки, робко стукнул одну об другую… Солдаты засмеялись. Но Косте не стало обидно, ему было хорошо с солдатами, весело, хотя и страшновато.

— А ты не робей. Вдарь хорошенько! — кричал рыжеватый.

Костя развел руки широко-широко и изо всех сил ударил ложку о ложку, еле на ногах устоял, а звук все равно получился не звонкий.

— Дай-ка покажу, — сказал рыжеватый.

Гармонист заиграл, ложечник застучал снова. Руки он держал совсем свободно, ложки в его руках так и ходили, так и вертелись, как живые. «До чего же хорошо, до чего же ловко! — пел про себя Костя в такт ложкам. — Нет, — решил он, — мне так не сыграть!»

И вдруг музыка оборвалась, солдаты вскочили и вытянулись, Гармонист положил гармонь на скамейку и обдернул гимнастерку. Костя оглянулся. Сзади стоял командир — в фуражке, складный, подтянутый. Он прошел в казарму, солдаты за ним. А Костя куда? В музей, конечно, к своим. Может, уже пропустил что-нибудь интересное? Он бегом взбежал по ступеням крыльца. Шум шагов и голос экскурсовода слышны были уже на втором этаже. Костя поднялся. Ему теперь не было так скучно и обидно, он словно разогрелся среди солдат и сейчас, приближаясь к ребятам, с интересом вслушивался в то, что говорила девушка в сером платье:

— …Горело все, и такой был страшный жар, что плавилось оконное стекло.

Костя сбоку протиснулся к стенду и увидел лежащую на нем зеленовато-голубую, изрытую ямами стеклянную глыбу.

— Не было воды, — продолжала девушка. — Враг хотел измором взять отважных защитников крепости, уморить их голодом, жаждой, и день и ночь он охранял все подступы к воде. Всю ночь взлетали над водой ракеты, по берегу шарили лучи прожекторов, и все же находились такие смельчаки, которые, зажав котелки в зубах, подползали к реке и набирали воды. А сколько их осталось лежать на берегу! Вот этот маленький трубач — я говорила вам о нем — не раз рисковал жизнью, чтобы напоить раненых, женщин и детей.

Костя посмотрел на фотографию мальчика. Мальчик был очень серьезный, с плотно сжатым ртом, со светлыми, умными и живыми глазами. Пилотка сидела на его голове косо, но как-то очень ловко. Гимнастерка с аккуратно застегнутыми кармашками, ремень с пряжкой через плечо.

— Какой хорошенький солдатик! — сказала Ира Круглова.

— Хорошенький! — с насмешкой протянул Коля Тимохин. — Нашла кем любоваться. Он солдат храбрый, врагов не боялся, сам сражался…

Ребята заговорили: