— Тогда мы разорвем связь полузащиты с нападающими, будет еще хуже, — говорит Квашнин.
— Пусть один из защитников плотно закроет Куара, — настаивает Николай.
Это полумера. Но она позволяет нейтрализовать так непривычно для нас выдвинутого вперед центрфорварда. Весь второй тайм игра идет с переменным успехом. Матч близится к концу. Каждый бросок Анатолия Акимова вознаграждается овацией.
— Бубуль! — аплодируют болельщики Сергею Ильину. Парижане заметили в нем сходство со знаменитым французским комиком Бубулем.
До конца игры остаются минуты. Кажется, матч закончится вничью. И вот тут Кеннеди из глубины поля сильным ударом посылает мяч на нашу сторону. Никто из нападающих противника не выходит на этот пас. Мяч следует к угловому флагу. Ближе всех к мячу Александр. У него много вариантов, как разыграть момент. Он может пропустить мяч в свободный, может отыграть вратарю, может ударить в аут, может, наконец, ударить в корнер. Все это простые, но надежные решения. Та самая простота, которая ценнее замысловатых ходов у своих ворот и которая, к сожалению, часто встречает реакцию осуждения у неквалифицированного зрителя.
Александр не желает сыграть просто. Он выбирает классный и при обычных условиях не трудный для исполнения вариант. Он решает ударить мяч в поле. Для этого надо развернуться на сто восемьдесят градусов. Все делается технически верно. Но бегущий по пятам Живкович разгадывает намерение Александра и в момент удара высоко прыгает. Мяч попадает в Живковича. И вот здесь происходит непоправимое. На мокром грунте, круто разворачиваясь, Александр, поскользнувшись, падает. Живкович выскакивает на лицевую линию с мячом один, оставив сзади себя лежащего Александра.
Позже, анализируя этот момент, я вспоминал, когда и при каких обстоятельствах я переживал такой же немой страх, ужас неминуемой катастрофы. При игре в сыщики, когда тот же Шурка выстрелил в меня в упор? Нет. Под трамваем, когда меня выдернул из-под колес Василий Захарович? Нет! Это было, когда я тонул. В весеннее половодье на реке Шахе в селе Елизарово подо мной, двенадцатилетним мальчонкой в зипуне и в валенках, обломилась кромка льда, я рухнул в черную стремнину реки. Отчаянно я хватался за ноздреватую кромку уходящего от меня ледяного берега. Невероятным усилием выкарабкался из воды. Но за то короткое время, что я барахтался в бурлящей черной воде, в моем охваченном ужасом воображении промелькнула вся моя недолгая жизнь. Так и сейчас. Когда Живкович остался вблизи ворот один, сердце мое сжалось. Как в калейдоскопе, промелькнули лица знакомых, друзей, обманутых в своих ожиданиях. А в ушах откуда-то из глубины гудел голос дяди Мити: «Осрамили Россию, голоштанники!»
А Живкович делает свое дело. Он мгновенно передает мяч как из-под земли вынырнувшему Куару. От удара Куара мяч попадает в ближнюю стойку, Но мяч мокрый, он падает, срезается в ворота.
Все это происходит так неожиданно и быстро, что стадион, ошеломленный случившимся, первые секунды молчит. Возникает пауза недоумения. Только когда судья приказывает начать игру с центра, трибуны сотрясаются от ликования.
Наш мощный бросок всей командой на штурм «Рэсинга» результата не меняет. Траурным финальным аккордом звучит сирена судьи, извещающая об окончании матча. Мы проиграли.
Мы уходим с поля так же организованно, как и пришли. Рукопожатие и дружное приветствие победителям. Под шумные одобрительные крики зрителей Александр уводит команду с поля. Необычно ссутулился широкоплечий капитан. Лица игроков влажны. Что это? Следы дождя, пот, слезы? Всё вместе. Великие радости сопровождаются великим шумом, великие печали — тишиной. В раздевалке царит гробовое молчание. А Москва уже названивает по телефону: «Результат известен. Сообщите подробности». Толпы болельщиков у репродукторов в Москве ждут сообщений из Парижа. Да, невесело начали мы новый, 1936 год!
На следующий день в Париже нет газеты, не откликнувшейся на прошедшую игру. Вот некоторые выдержки: