Вначале следует сказать о двух документах и небольшой справке. Впрочем, карикатуру, помещенную в одном из старых номеров стенной газеты «Шторм», можно назвать документом сугубо условно, хотя секретарь комсомольской организации сторожевика «Вихрь» Игнат Атласов и держится иного мнения.
Карикатура изображает молодого моряка со вздернутым носом. Стоя на цыпочках, явно самовлюбленный крикун пытается дотянуться до верха голенища огромного сапога. Под рисунком — строка из пушкинской притчи о художнике и сапожнике: «Суди, дружок, не свыше сапога!»
— Кто это? — спросил я, рассматривая карикатуру.
— Дальномерщик Петр Милешкин, — ответил Атласов.— Такой был всезнайка, такой хвастун: «Я десять классов окончил, нечего меня учить!» А сам, маменькин сынок, воротника не умел пришить, носового платка выстирать. После этой карикатуры Милешкин неделю с Алексеем не разговаривал.
— Почему же именно с Кирьяновым?
— Так ведь это ж Алеха его нарисовал. Здорово? Петька Милешкин, как вылитый!
Второй документ, показанный мне Игнатом Атласовым,— протокол общего комсомольского собрания корабля. Первый пункт этого протокола посвящен Алексею Кирьянову, и его следует привести дословно:
«Слушали: Заявление члена ВЛКСМ А. Кирьянова о снятии с него выговора, объявленного первичной организацией ВЛКСМ Школы младших морских специалистов за проявление трусости, недисциплинированность и отрыв от коллектива, и строгого выговора с предупреждением, объявленного комсомольской организацией базы за сон на посту.
Постановили: Учитывая, что А.Кирьянов проявил себя при ликвидации аварии катера и в задержании нарушителя границы, как и подобает комсомольцу-пограничнику, а также учитывая, что он принимает активное участие в общественной работе (зам. редактора стенгазеты «Шторм»), ходатайствовать перед бюро ВЛКСМ базы о снятии с тов. А. Кирьянова ранее данных ему взысканий. (Принято единогласно.)»
Тут же в клубе базы, куда я пришел вместе с Баулиным и главстаршиной Атласовым, висел фотомонтаж «Что мы охраняем».
Возле карты Курильских островов были расклеены фотографии с довольно подробными подписями. Они сообщали о лесных богатствах гряды — на южных островах немало строевой древесины, о перспективах оленеводства и охотничьего промысла — на северных островах есть и черно-бурые лисы, и соболя, и горностаи, и морские животные.
Под фотографией лова горбуши ставными сетями помещалась справка, которая, как вскоре выяснилось, также имела самое прямое отношение к решению комсомольцев снять с Алексея выговоры.
«Рыбные ресурсы курильских вод чрезвычайно разнообразны,— сообщала справка. — Охотское море в видовом отношении — самое богатое из всех северных морей (Баренцева, Белого, Карского). По ценности и запасам лососевых, а также трески и сельди Курильская гряда является крупнейшим рыбопромышленным районом Дальнего Востока.
Дальневосточные лососи — типичные проходные рыбы. Они живут в открытых водах северной части Тихого океана и устремляются дляг
размножения в пресные материковые воды советского Дальнего Востока, проходя курильскими проливами».— Понятная география? — спросил Баулин. — Лосось идет нашими проливами в основном с середины июля, идет сплошняком, в несколько этажей. Сунь в косяк весло — торчком стоять будет! Что-то невероятное! Проскочит лосось из океана в Охотское море и мчит форсированным ходом к устьям тех самых рек, где появился на свет божий из икринки. Не куда-нибудь, а именно на родину.
Баулин усмехнулся.
— Видели бы вы, с каким упорством стремится он к местам нерестилищ! Сквозь бары ныряет, через камни перепрыгивает, по мелям ползет. Весь в лохмотьях, в крови, а все вперед и вперед, против течения, иной раз за тысячи верст! И ведь только затем, чтобы сыграть единственную свадьбу в своей жизни и погибнуть. Я еще одну только такую же одержимую рыбу знаю — европейского угря. Этот, бродяга, путешествует из Саргассова моря, где рождается, чуть ли не через всю Атлантику в Балтику, в Финский залив — и к нам в Неву. Подрастет — и тем же путем обратно.
— Какой-то чудо-инстинкт! Что-то невероятное! — повторил Баулин.— Словом, когда идет лосось, дальневосточным рыбакам не то что спать, поесть некогда.
— У нас, на Камчатке, одни грудные младенцы не рыбалят,— вставил Атласов.
— И соседи не спят,— продолжал Баулин.— Так и норовят пограбить в наших водах. Только не догляди! Международные соглашения и конвенции не для хищников писаны. Надеяться на их совесть? Легче уговорить акулу не жрать сельдь с иваси во время нереста.
— Порядком их ловите?
— Бывает,— неопределенно ответил Баулин.— А вы не раздумали сходить к мысу Скалистому? Катер скоро отправляется.
Спустя четверть часа мы отошли от пирса.
Катерок, с днища которого в день моего приезда на остров счищали ракушки,— в сравнении со сторожевиками выглядел крошкой. Но это не' помешало Игнату Атласову сказать мне, что катер — геройское судно.
Геройское? Я не сдержал улыбки.
— Зря смеетесь! На этом самом катере Алексей Кирьянов доказал «хищникам», что дважды два — сорок.
— Вы тоже тогда были на нем?