Участвовал в охоте на кайманов. Крокодилов ловили, проще говоря. Правда, это не охота, а сплошной мазохизм! Четыре часа мы охотились. Я больше никогда этим заниматься не буду – настолько это страшное зрелище. Охота заключается в следующем. На краю пироги стоит индеец, абориген, которого ни в коем случае нельзя фотографировать. Если вы его сфотографировали, он подумает, что у него отняли душу, поэтому может и убить. Кстати, он может быть в чём-то и прав… Так вот этот индеец стоит на пироге, которая идёт по протокам Амазонки. Другой индеец светит фонариком, ищет глаза аллигаторов. Суть охоты нашей заключается в том, что индеец ныряет туда, хватает крокодила руками, вытаскивает… и всё. Охота! Это я, называется, охотился на крокодила! Вы знаете, это такой впрыск адреналина в кровь только от сознания того, что сейчас аллигатор схватит индейца, а не индеец его. Мы 4 часа искали крокодила. 4 часа индеец прыгал неизвестно куда, крокодилы от него улепётывали. Он весь перебитый, покусанный… Наконец выловил – какой-то эмбрион крокодила, в зачаточном состоянии этот кайман находится… Жутко гордые – а со мной ещё две француженки были, – мы сфотографировались с этим крокодилом…
Вторую ночь я тоже провёл в гамаке, с француженками, с которыми на крокодилов охотился, ну… в разных гамаках, конечно. Вот вы смеётесь, а я узнал, что люди племени майя брачную ночь всегда в гамаке проводят. Можете себе представить? У нас такое ругательство есть: «Чтоб тебе брачную ночь в гамаке провести!» А они и вправду… Мне одна индианка говорит: «Я могу вам показать, как это всё делается». Я, честно, сразу отказался!
Говорили, что там комары страшные. Да ну, что вы! Я в Уссурийской тайге был. После Уссурийска у них – тьфу, а не комары! Наши комары аж чавкают, когда на тебя садятся. Наши – мощные. А те – так, вялые комарики, правда большие. Наши мельче, но их больше. …А всегда тех, кто мельче, тех больше…
Пока мы спали, нас индеец сторожил. Всего за 4 доллара ночь! Там всё недорого, я вам должен сказать… Костёр развели, индеец ходит с ружьём вокруг гамака.
Джунгли только днём хороши – бабочки кругом летают. Правда, змея прямо передо мной выползла. Между мной и проводником. Но я много хожу по российским городам и обучен правильному поведению с бездомными российскими собаками: появилась собака – встань и стой, и в глаза не смотри. Поэтому, когда змея выползла, я сразу остановился. И правильно сделал. Оказалось, что эта змея называется «три шага», то есть после её укуса – жить только три шага остаётся. Они так всех змей называют, в зависимости от того, сколько жить осталось после их укуса: есть змея «три шага», а есть – можно ещё факс успеть послать с завещанием.
Во-от, а ночью, конечно, спать в джунглях страшно. Ночью джунгли наполняются звуками. Звуками того, кто ест, звуками того, кто хочет есть, звуками тех, кого едят…
А наутро я видел, как звери шли на водопой. Потрясающе! Мультяшка! Взявшись за руки: олени, обезьянки. Пионерское звено. Только не хватало ягуаров и анаконд…
Конечно, впечатлений – масса, обо всём и не рассказать.
Грязный город, извините, мочатся прямо на улицах, и всё это так далеко от мечты Остапа Бендера… Более того, я видел бразильца, который мечтает украсть миллион, купить чёрный костюм и поехать в Москву…
На бразильском пляже я задумался о нашем футболе. Как же они играют! Я ехал на пляж, передо мной бежали двое мальчишек и пасовали мяч перед машиной с тротуара на тротуар. Они живут этим, у них ноги как фибергласовые шесты… Они гнутся, они будто из другого материала сделаны. Мальчишки никогда не бьют друг друга по ногам, потому что они талантливы. Талант – он не агрессивен. Вот как наши актёры в театре, так бразильцы на пляже играют. Я даже видел, как они ногами играют в волейбол. Это совершенно цирковое зрелище. Наши играют по сравнению с бразильцами так, как в игре «настольный футбол». Каждый игрок привязан к своей дырке. Наши не талантливы. Страсти нет, а талант – это страсть.