Радиста застрелили, когда он раскачивался на парашюте, а что сталось с пилотом и другими членами экипажа, Эдди не знал. Эдди и бомбардира задержали во Франкфурте, допросили, а оттуда Эдди переправили в лагерь на побережье Балтийского моря. Когда заключенные шли от поезда к лагерным воротам, люди, столпившиеся на обочине, улюлюкали им, показывали, как будут их вешать и расстреливать.
– Не понимаю, почему я больше женщина, чем женщина, – сказал Лео Эдди через месяц после того, как они познакомились.
Они разговаривали в бараке Лео, тот стоял у печки, а Эдди вжался в угол между нарами, поскольку больше приткнуться было некуда. В помещении шестнадцать на двадцать четыре размещали по пятнадцать человек. Лео разжился в прачечной оловянной кружкой с кипятком – особая милость одного из работавших там заключенных – и обмылком от щедрот Красного Креста, он смывал грим.
– После матча лейтенант Борк, или Брокс, или как его там, ну, верующий, который все талдычит, что он из Питсбурга, пошутил, дескать, если бы я очутился в раю, никто бы не создавал Еву. Тогда бы, конечно, случился другой первородный грех, но, по-моему, он смущен. Что-то его смущает.
Вторую половину дня Лео провел в юбке, парике и рубашке, обвязанной вокруг ребер, с карточками по результатам боксерского матча, а сотни военнопленных свистели, кричали и выкрикивали непристойности. Эдди усмехнулся:
– Надеюсь, кто-нибудь когда-нибудь расскажет лейтенанту Броку, откуда берутся дети.
– Парни просто хотят убедить себя, что, если они думают обо мне, когда дрочат, это ерунда. В конце концов, я больше женщина, чем женщина. Я женственность, дистиллированная до беспримесного состояния, самая грудастая эссенция.
– Думаю, большинство из них скучает по девушкам больше, чем понимает, как с этим справляться.
– Прекрасно, но не моя проблема. Неужели я думаю, что все они хотят мне отсосать? Нет. Неужели я думаю, что никто из них не отказался бы от того, чтобы я у них отсосал? Ладно. – Он повернулся лицом к Эдди: – Все снял?
Тот обмакнул палец в воду и вытер Лео уголок глаза:
– Только тут чуть-чуть.
Большой рукой Эдди обхватил Лео затылок и поцеловал.
Тот отпрянул:
– Кто-нибудь может войти.
– Кто-нибудь всегда входит.
Эдди считал, что Лео слишком стесняется их отношений. В лагере сложилось несколько пар, настоящих, и по большому счету их терпели, пока они соблюдали некое подобие приличий, для чего в переполненном лагере установилась довольно низкая планка. Были и другого рода отношения, например разбившиеся на пары обычные, бесполые, как старые девы, привязанные друг другу мужчины. Или серьезные отношения, основой которых служил исключительно совместный паек. Или чисто сексуальные связи между голубыми, между голубыми и петухами, между уступчивыми петухами. Те обменивались всяческими любезностями, разнообразными видами любви. Были еще мрачные, непонятные дружеские отношения, заканчивавшиеся недоразумениями, обидами и драками.
– После войны, – сказал Эдди, – я хочу первым делом найти комнату, чистую комнату, где не пахнет парашей…
– Сегодня больше обычного, правда?
– …Чистую комнату с кроватью, с чистыми простынями, с дверью, которая запирается и отпирается, и провести с тобой целую ночь. Я хочу быть совсем голым и не хочу спешить.
Лео потрепал его по щеке:
– Звучит заманчиво.
– И следующую ночь, и потом.
– Тебя искали, – сказала одна летчица, когда Мэриен села обедать в столовой Хамбла.
Она проглотила кусок запеканки из картошки и капусты.
– Кто?
В сентябре Мэриен несколько недель провела в Уайт Уолтеме, обучаясь летать на тяжелых двухмоторных самолетах класса-4, но потом ее вернули не в Ратклифф, а направили в Хамбл, в женский пятнадцатый отряд авиатранспортной службы недалеко от Саутгемптона, возле заводов Викерса «Супермарин», где «спитфайры» и двухмоторные истребители появлялись с постоянством яиц в курятнике. Город был симпатично занятный. Аэродром, затянутый промышленным смогом и окруженный заградительными аэростатами, располагался между рекой Хамбл и заливом Саутгемптон Уотер.
– Не знаю, – ответила девушка. – Я не видела. Нэнси просила меня передать.
– А где Нэнси?
– По-моему, улетела в Белфаст. Кажется, он приходил утром. Смелый, наверное, твой парень.
– У меня нет парня. Что-нибудь еще? Имя?
– Дай подумать. – Пытаясь вспомнить, девушка подняла глаза к потолку. – Нет, это все.