Большой, маленький

ОСИРОТЕВШИЕ НИМФЫ Она всегда проживала лучшую часть своей жизни в снах. Она не знала большего удовольствия, чем этот момент перехода в другое состояние, когда все ее члены становились теплыми и тяжелыми и искрящаяся темнота опускалась на веки; двери открывались; ее сознание приобретало крылья и когти, как у совы и становилось совсем другим. Начав с простого удовольствия, она возвела это до настоящего искусства. Первое, чему нужно было научиться - это слышать слабые голоса: это было все равно что идти в сопровождении ангела-хранителя с привидениями в страну Сна. Голоса шепчут тебе: ты засыпаешь. Секрет состоял в том, чтобы услышать их, но не обратить внимание - иначе проснешься. Она научилась слышать голоса и они сказали ей, что во сне она не получит никаких ран, которые были бы опасны для нее и она будет просыпаться живой и здоровой, она будет даже в еще большей безопасности в своей теплой постели. С тех пор она перестала бояться страшных снов. Она проходила сквозь самые страшные ужасы снов с удовольствием и пользой для себя. Потом она обнаружила, что она была одной из тех, кто может проснуться, вырваться из липких объятий сна, а потом снова вернуться в тот же самый сон. Она также могла построить многоэтажные дома из своих снов, ей могло присниться, что она проснулась и всякий раз она говорила: ах, это был только сон! Но скоро она начала медлить с возвращением из своих путешествий, уходить дальше, возвращаться позже и реже. Сначала ее беспокоило, что если она проведет полдня и всю ночь во сне, она не сможет путешествовать во сне и ее сны станут неинтересными, короткими и повторяющимися. Случилось совсем наоборот. Чем глубже был ее сон, тем более грандиозным и изощренным становился вымышленный пейзаж, более полными и значимыми приключения. Как это могло быть? Откуда, если не из реальной жизни с ее книгами и картинками, любовью и привязанностями, дорогами и горами, могла она придумывать свои сны? И откуда могла прийти в сны эти фантастические острова, мрачные и широкие сараи, запутанные города, жестокие правительства, неразрешимые проблемы, смешные люди с убедительными манерами? Она не знала, и постепенно она перестала задумываться над этим. Она знала, что реальные люди беспокоятся за нее. Их заботу она ощущала даже в своих снах, но все это превращалось в напряженное преследование и в торжественное воссоединение - так она поступала с ними и их заботой. А теперь она владела и вершиной мастерства, сочетая свою тайную жизнь и в то же самое время обходя стороной проблемы реальной жизни. Она каким-то образом научилась вызывать у себя состояние больной лихорадкой и ее жар вызывал горячечные, беспокойные сны. Окрыленная своей победой, она поначалу не обратила внимания на опасность этой двойной дозы; она слишком быстро выходила из беспамятства сна - позже это переросло в комплекс, не обещающий ничего хорошего - и возвращалась в свою постель больного человека с возрастающим чувством вины. Только в состоянии бодрствования, в котором она иногда пребывала и в котором Джордж Маус и застал ее, она с ужасом понимала, что это наркомания, понимала, что она погибает, что она потеряна для реальной жизни, но не вполне осознавала еще, что зашла слишком далеко, чтобы вернуться, что единственный путь к возврату это продолжить идти дальше, что единственный способ вызвать отвращение к наркомании - это потворствовать своим желаниям. Она сжимала руку Джорджа, как будто осязание его плоти могло окончательно пробудить ее. - Какие-то сны,- бормотала она,- это лихорадка. - Конечно, дорогая,- мягко проговорил Джордж,- это горячечные сны. - Я больна,- сказала Софи.- Я слишком много сплю в одном положении. - Тебе нужен массаж. Неужели голос выдал его? Она покачала своим длинным телом из стороны в сторону. - Сделаешь? Она повернулась к нему спиной, показывая, где у нее болит. - Нет, нет, милая,- сказал Джордж, разговаривая с ней, как с ребенком.- Послушай, ложись сюда. Положи подушку под щеку - вот так хорошо. А теперь я сяду здесь, подвинься немного; дай-ка я сниму туфли. Так удобно? Он начал массировать ее, ощущая горячее тело сквозь тонкую блузку. - А что в этом альбоме? - спросил он, ни на минуту не забывая о нем. - О,- с трудом произнесла она низким грубоватым голосом, так как в это время он легкими движениями нажимал на легкие,- это фотографии Оберона. Ее рука выскользнула из-под одеяла и лежала сверху. - Он сфотографировал нас, когда мы были еще детьми. Художественные снимки. - А что это за снимки? - продолжал расспрашивать Джордж, прикасаясь руками к ее спине в том месте, где могли бы быть крылья, если бы они росли у нее. Она подтянула одеяло и снова его сбросила. - Он не знал,- проговорила Софи,- он не думал, что это грязные фотографии. Это не так. Она открыла альбом. - Ниже. Вот там. Еще ниже. - Ого,- вырвалось у Джорджа. Когда-то он знал этих обнаженных детей. - Давай лучше уберем это, так будет лучше... Нарочито медленно она перелистала страницы альбома, прикасаясь пальцами к фотографиям, как бы желая ощутить тот день, прошлое, почувствовать плоть. На фотографиях была Алис и она на фоне камней у водопада, который яростными брызгами, не попавшими в фокус, разлетался за их спинами. В соответствии с какими-то оптическими законами на расплывчатом переднем плане капельки солнечного света превратились в белые бесплотные глаза, с удивлением взиравшие вокруг. Обнаженные дети смотрели вниз, в темную гладь воды. Что заставило их опустить вниз обрамленные длинными ресницами глаза, что заставило их улыбаться? Под фотографиями аккуратным почерком было написано: АВГУСТ. Софи пальцами провела линию от бедра к тазу Алис. Линии ее тела были нежными и совершенными, хотя кожа была светлее и тоньше, чем сейчас. Ее ноги были сдвинуты вместе, а длинные пальцы большой ступни вытянуты, как будто начинали превращаться в русалочий хвост. Маленькие фотографии были вставлены в черные уголки. Вот Софи с распахнутыми глазами и широко открытым ртом, расставила ноги и раскинула руки, как бы собираясь улететь в космическое пространство; длинные волосы растрепались; стоит на фоне огромного дупла. Обнаженная Алис стоит в двух шагах от ее беленьких хлопчатобумажных трусиков - ее лобок только начинал покрываться нежными светлыми волосиками. Вот обе девушки раскрылись, подобно волшебному цветку в натуралистических фильмах /Джордж смотрел на них глазами Оберона/. Задержись здесь на минутку... Она держала страницу альбома открытой, а он продолжал массировать ее тело, лишь слегка переменив позу; она со стоном раскинула по простыне длинные ноги. Она показалась ему осиротевшей нимфой. Со страниц альбома на него тоже смотрели нимфы. В их волосы были вплетены цветы, они лежали, вытянувшись во всю длину на травянистом лугу. Они сжимали щеки друг друга, взгляд был затуманен и тяжел, они были готовы к поцелую. Софи вспомнила. Ее руки соскользнули со страницы, глаза потеряли осмысленность; все было неважно. - Ты знаешь, чего я хочу? - спросил Джордж не в силах сдерживать себя. - М-м-м, да. - А ты? - Да,- легко выдохнула она,- да. Но она уже не осознавала, что говорит; она снова впала в беспамятство и тем самым спасла себя от дальнейшего падения; она мягко приземлилась /она могла летать/ где-то очень далеко в пурпурном полудне, где никогда не наступала ночь.