Большой, маленький

Он промолчал, так как ничего не мог поделать с собой. С таким же успехом можно было спрашивать форель, бьющуюся на крючке, будет ли она еще трепыхаться или прекратит это занятие. Сделка есть сделка. ОН только удивлялся, почему никто не остановил его. Он даже не думал о том, что тела, запахи, груди окажутся такими разными и имеющими свою индивидуальность так же, как лица и голоса. Он встречался со многими характерами. Он знал слишком много. Он громко зарычал от любви и знания, переполнявших его, и тесно прильнул к ней.

Было уже поздно; луна наконец, взобралась на небо и от этого стала белой и наверное, от холода сжалась и уменьшилась в размерах. Как печален был ее вид. По щекам девушки снова покатились слезы, хотя бы не похоже, что она плачет, казалось, что лунный свет вызывает эти невольные прозрачные капельки. Она была озабочена тем, чтобы скрыть свою наготу, хотя от него больше нечего было скрывать. Маргарет обратилась к Августу совершенно спокойным голосом.

— Я рада, Август. Я рада, что это было у нас однажды.

— Что ты имеешь в виду? — он не узнал своего голоса, таким хриплым и незнакомым был его звук.

Обратной стороной ладони она смахнула слезы с лица, она никак не могла найти своей подвязки.

— Я навсегда запомню это теперь.

— Нет.

— По крайней мере, знай это.

Она подбросила платье и очень ловко натянула его на голову, потом немного повозилась и одежда опустилась на нее, как спускается занавес после окончания спектакля. Она откинулась к дверце, сжав руки и зябко поводя плечами.

— Нет, Август. Ты не любишь меня и это так. Нет. Я знаю о Саре Стоун. Все знают. Все нормально.

— О ком ты говоришь?

— Как ты можешь! — Она посмотрела на него предостерегающе. Ему не хотелось испортить эту минуту грубым отрицанием или ложью.

— Ты любишь ее. Это правда и ты знаешь это.

Ему было нечего сказать. Это действительно была правда. В нем происходила такая бурная внутренняя борьба, что он едва слышал, что она говорила ему.

— У меня больше никогда и ни с кем такого не будет, никогда.

Она разволновалась, ее губы дрожали.

— Я уеду и буду жить с Джефом, я никогда никого не полюблю, всегда помни это.

Джеф был ее братом и работал садовником, ухаживая за розами. Она отвернулась.

— А теперь отвези меня домой.

Не сказав ни слова, он выполнил ее просьбу. Шум в его ушах сменился пустотой. Пустота… Он смотрел, как она вылезла из машины, прошла по листьям, залитым лунным светом, раскидав их в разные стороны. Она ушла, не оглядываясь, да он бы не смог этого и заметить. Пустота… Он выехал из тени и притормозил у перекрестка. Пустота… Он повернул к дому. Он не чувствовал себя человеком, принявшим решение, он чувствовал только пустоту, когда свернул на посыпанную гравием дорогу, подпрыгивая на пыльных кочках выехал на берег и направил свой форд по серебристой поверхности нескошеного пастбища и дальше, дальше, а вокруг него висела пустота.

Двигатель заработал с перебоями: кончался бензин. Задыхаясь и фыркая, он проехал еще немного и совсем заглох. Если бы в районе десяти миль была эта проклятая заправочная станция, то от нее было бы сейчас немного пользы. Он немного посидел на остывающем капоте ни о чем не думая. Он удивлялся, неужели Маргарет думает, что он сделал это ради нее.

Он отошел от автомобиля, отвязал беличий хвост — его нужно будет вернуть. Может быть, и они как-нибудь возвратят ему ту плату, которую он заплатил за все это. Скользя и спотыкаясь в своих кожаных модельных туфлях, он побрел в лес.

II

СТРАННАЯ ДОРОГА К ЛЮБВИ

— Мама? — удивленно спросила Нора, останавливаясь в зале с пустой чашкой и блюдцем в руках. — Что ты делаешь здесь?

Виолетта безмолвно стояла на лестнице. На ней было платье, которое Нора не видела несколько лет и у нее был вид сомнамбулы.

— Ничего не слышно об Августе? — спросила она, уверенная в том, что ответ будет отрицательным.

— Нет, нет. Ничего.

Две недели прошло с того дня, когда сосед сказал им, что видел в поле заброшенный форд Августа. После долгих колебаний Оберон предложил Виолетте обратиться в полицию, но это предложение было так далеко от того, что сама Виолетта думала о всем происшедшем, что Оберон сомневался, слышала ли она его: судьбу невозможно было изменить или предсказать с помощью полиции.

— Знаешь, это я виновата, — сказала она слабым голосом. — Случилось то, что должно было случиться. Ох, Нора.

Нора бросилась к ней, так как Виолетта покачнувшись, едва не упав, опустилась на ступеньки. Она взяла Виолетту за руку, чтобы помочь ей подняться, но Виолетта схватила предложенную ей руку и сжала ее так, будто помощь была нужна Норе. Нора присела с ней рядом.

— Я так ошибалась, я была так глупа, — сказала Виолетта, — глупа и неправа. И вот смотри, что из этого вышло.

— Не понимаю, — сказала Нора, — о чем ты говоришь?

— Я не заметила… Я думала, — говорила Виолетта, — послушай, Нора. Я хочу поехать в город. Я хочу увидеть Тимми и Алекса, побыть у них, повидать их малыша. Ты поедешь со мной?

— Конечно, — кивнула Нора, — но…

— Вот и хорошо. Да, Нора, твой молодой человек.