Большой, маленький

— В газете было несколько смешных строчек о мальчике, который мечтает, — писала она. — Все его мечты смешны. Его страна Грез замечательна: дворцы и слуги всегда отступают и исчезают или наоборот становятся огромными, а когда ты подходишь ближе, чтобы лучше разглядеть все это, все происходит, как в настоящих снах — огромная женщина, напоминающая облако, говорит, что она спасла их ради человека по имени Стоун, который был архитектором Города. Этот мальчик-мечтатель всегда выглядит заспанным и удивленным одновременно, и он напоминает мне тебя.

Начавшись довольно робко, их письма постепенно становились настолько личными, что когда они, наконец, встретились в баре старого отеля, за окнами которого падал снег, они оба удивлялись, не произошла ли какая-то ошибка — может быть, их письма попадали не по адресу, и их получал какой-нибудь рассеянный и нервный незнакомец. Через некоторое время это ощущение исчезло без следа. Снег перешел в метель, в кафе стало холодно, а они все говорили, перебивая друг друга, и настроение их поднималось.

— Вам не пришлось скучать здесь в одиночестве все время? — спросил Смоки, когда они немного привыкли друг к другу.

— Скучать? — казалось, она была удивлена. Было похоже, что эта мысль никогда не приходила ей в голову. — Нет, и к тому же мы не одиноки.

— Ну… я не имел в виду… А что они за люди?

— Какие люди?

— Люди, с которыми вы не чувствуете себя одинокими.

— Ах, эти? Ну, обычно это фермеры. Сначала они были эмигранты из Шотландии — Макдональд, Макгрегор, Браун. Но теперь здесь не так много фермерских хозяйств, хотя, конечно, они есть. Многие из этих людей стали в своем роде нашими родственниками. Вы понимаете это?

Он толком не понял. Временами их разговор прерывался молчанием, потом они начинали говорить одновременно и снова замолкали.

— Это большой дом? — спросил Смоки.

— Огромный, — улыбнулась она. Ее карие глаза казались бархатными. — Вам понравится наш дом, — продолжала девушка, — он всем нравится, даже Джорджу, хотя он и утверждает обратное.

— Но почему?

— Он всегда теряется там.

Смоки улыбнулся при мысли о том, что Джордж — следопыт, лучше всех ориентирующийся в пользующихся дурной славой ночных городских кварталах, опозорился в самом обыкновенном доме.

— Могу я сказать тебе кое-что? — спросила она.

— Конечно, — его сердце неожиданно беспричинно сильно забилось.

— Я знала тебя, когда мы встретились.

— Что ты имеешь в виду?

— Я хочу сказать, что я узнала тебя. — Она наклонила голову и золотые завитки волос закрыли ее лицо, потом девушка бросила быстрый взгляд на Смоки и украдкой оглядела полупустой бар, как будто проверяя, не может ли кто-нибудь подслушать ее.

— Мне говорили о тебе.

— Наверное, Джордж, — предположил я.

— Нет, нет. Это было давным-давно, когда я была еще ребенком.

— Обо мне? — я был чрезвычайно удивлен и заинтригован.

— Ну, не именно о тебе. Вернее о тебе, но я не знала этого, пока не встретила тебя. — Опершись локтями о стол, покрытый скатертью в крупную клетку, сложив руки и подавшись вперед, она снова заговорила. — Мне было девять или десять лет. Я помню, что шел дождь, который не прекращался несколько дней. Потом, однажды утром я отправилась прогулять Спака в парке.

— Кого?

— Спаком звали нашу собаку, ну, а парк — ты знаешь, что это такое. Дул ветер и было похоже, что дождь прекратится. Мы промокли до нитки. Я посмотрела на запад и увидела радугу. И я вспомнила, как моя мама говорила: «Если утром увидишь радугу на западе — жди улучшения погоды».

Он ясно представил себе девочку в желтом плаще и высоких резиновых ботиках, ее волосы — еще красивее и кудрявее, чем они были сейчас; он молча удивлялся про себя, откуда она тогда знала, с какой стороны находится запад. Для него самого это и сейчас была проблема, которую он не мог разрешить.

— Это была настоящая радуга и такая яркая, и казалось, что она упирается прямо в землю совсем рядом со мной; ты знаешь, я видела, что трава сверкает и переливается всеми цветами радуги. Небо сразу стало высоким, знаешь, таким как оно становится после затяжных дождей, когда наконец проясняется и казалось, что до всего можно дотронуться рукой: радуга была совсем рядом и больше всего мне захотелось подбежать и взобраться на нее и посмотреть сверху вниз, и тоже переливаться всеми цветами радуги.

Смоки рассмеялся.

— Это трудно было сделать.

Она тоже засмеялась, слегка опуская голову и прикрывая рот рукой жестом, который показался мне до боли знакомым.

— Конечно, — ответила она, — казалось, так будет вечно…

— Ты имеешь в виду…

— Каждый раз, когда тебе кажется, что ты уже рядом, то, к чему ты стремился, оказывается далеко от тебя и совсем в другом месте; а когда ты подходишь к тому месту, оказывается, что цель опять недоступна; ты бежишь, задыхаясь, но не становишься ближе. А знаешь, что нужно сделать?

— Не рваться к цели, а уходить прочь, — сказал я и сам удивился тому, как уверенно прозвучал мой голос.

— Конечно. Правда, это легче сказать, чем сделать, но…

— Нет, я так не думаю. — Он перестал смеяться. — Но если ты сделаешь все правильно…