Какао было горячим и темным с шоколадными пузырьками по краям. Зефир тетушки Клауд шлепнулся в чашку с какао и поворачивался и пузырился там, растворяясь от удовольствия. Дэйли Алис научила Тэси и Лили осторожно дуть на горячий напиток, поднося его ко рту и смеясь над коричневыми усами на лицах девочек. Тетушка Клауд умела сварить какао без пенки, хотя Джорджу было все равно, хотя его мать всегда варила какао с пенкой.
— Возьми еще булочку, — сказала Алисе Клауд. — Съешь парочку, — повернулась она к Джорджу.
— Ты не справишься, — сказал Джордж.
— Я тоже так думаю, — ответила Алис и откусила кусочек булочки, — я терпеливая.
— На этот раз будет мальчик.
— Нет, — по секрету шепнула она, — еще одна девочка. И Клауд так говорит.
— Не я, — вмешалась Клауд, — а карты.
— Назовем ее Люси, — сказала Тэси, — Люси Энн и Энди Энн де Бам— Бам Барнейбл. А у Джорджа два уса.
— Кто отнесет какао Софи? — спросила Клауд, ставя чашку с какао и положив булочку на старинный японский поднос, на котором был изображен сказочный эльф с серебряными волосами.
— Позвольте мне, — отозвался Джордж. — Кстати, тетушка Клауд, не погадаете ли вы мне на картах.
— Конечно, Джордж. Думаю, что здесь о тебе тоже кое-что есть.
— А теперь я отправлюсь, если, конечно, я смогу найти ее комнату, — Джордж захихикал. Он осторожно взял поднос, стараясь, чтобы не дрожали руки.
Софи проснулась, когда он, распахнув коленом дверь, вошел в ее комнату. Он стоял без движения в комнате, вдыхая аромат напитка и надеясь, что она никогда не проснется. Было так странно почувствовать вновь юношеское волнение — слабость в дрожащих коленях и сухость во рту, все это он связывал с видом Софи, лежащей в домашнем платье на раскрытой постели. Одна ее длинная нога выскользнула из-под одеяла и пальцы смотрели прямо на дверь, как будто намекая на назначение одного из двух китайских тапочек, которые выглядывали из-под сброшенного на пол кимоно; ее нежные груди во сне выскользнули из расшитой сорочки и легко поднимались и опускались, слегка вздрагивая, в такт дыханию. Пока он пожирал ее взглядом, она казалось, почувствовала это и, не просыпаясь, повернулась на бок и положила под щеку сложенные лодочкой руки. Она сделала это с такой невыразимой прелестью, что это ее движение заставило его издать сжатый крик или смешок, но он быстро взял себя в руки и поставил поднос на столик, заставленный бутылочками с лекарствами и смятыми рецептами. Он тронул большой альбом, лежавший на ее кровати и в этот момент она проснулась.
— Джордж, — нисколько не удивившись спокойно сказала она и потянулась, наверное думая, что она еще спит. Он мягко приложил руку к ее лбу.
— Привет, котик, — сказал он.
Она лежала среди таблеток и микстур с закрытыми глазами, продолжая дремать. Потом она слабо ойкнула, привстала, села на колени и окончательно проснулась.
— Джордж!
— Тебе лучше?
— Не знаю, я спала. Это мне какао?
— Да. Что тебе снилось?
— М-м-м, что-то хорошее. Я проголодалась, пока спала. Ты не хочешь есть?
Софи вытерла рот кусочком розовой ткани, которую она выудила из коробки лоскутов.
— Мои сны были о далеком прошлом. Я думаю, что, наверное, из-за этого альбома. Нет, нет, тебе нельзя. — Она взяла альбом у него из рук. — Здесь грязные картинки.
— Грязные?
— Это мои фотографии, сделанные много лет назад. — Она улыбнулась, откинув голову назад жестом, присущим всем Дринквотерам и посмотрела на него сонными глазами.
— А что ты здесь делаешь?
— Я пришел навестить тебя, — сказал Джордж; однажды он уже видел ее и знал, что это была правда. Она не обращала внимания на его вежливость, казалось, она забыла его или вспомнила неожиданно о чем— то еще более важном. Ее рука, державшая чашку с какао замерла, не донеся напиток до рта. Потом она медленно поставила чашку, глядя на что-то такое, что он не мог увидеть. Она с трудом оторвалась от видения, рассмеялась быстрым испуганным смехом и крепко сжала руку Джорджа, как бы пытаясь удержать себя.
— Это все сны, — сказала она, изучающе вглядываясь в его лицо, — и лихорадка.
ОСИРОТЕВШИЕ НИМФЫ
Она всегда проживала лучшую часть своей жизни в снах. Она не знала большего удовольствия, чем этот момент перехода в другое состояние, когда все ее члены становились теплыми и тяжелыми и искрящаяся темнота опускалась на веки; двери открывались; ее сознание приобретало крылья и когти, как у совы и становилось совсем другим.