Большой план апокалипсиса. Земля на пороге Конца Света

Нам бы пора возвращаться к Директории и Наполеону, но я еще на минуту позволю себе отвлечь ваше внимание. Я задержу вас в Восточном Средиземноморье, во II в. от Рождества Христова. Для христианства то были не лучшие времена (хотя, с другой стороны, как знать, по части искренности учения). Последователи Спасителя подвергались жесточайшим гонениям, стоившим жизней полумиллиону (по некоторым оценкам) христиан. Чего с ними только не делали, забивали камнями, жгли живьем, скармливали диким зверям. И, естественно, параллельно войне на уничтожение шла и идеологическая война, а как же. Иудеи говорили христианам, какой же ваш Христос Мессия, если не справился со своей задачей, войны, как обещали пророки, не прекратились, и насилия, и другие безобразия тоже? Иудеям вторили язычники, что ж это за бог такой, твердили они, который позволил над собой подобное глумление? Да взгляните хотя бы на нашего Юпитера-громовержца, куча жен и любовниц, а если только что не так, то разговор у него короткий. Кто не верит, вспомните, что сталось с Прометеем. И опять же, ну какой, скажите, отец оставит сына в такой беде? Тем более ведь взмолился же Христос: «Или, Или! лама савахфани? — Боже Мой, Боже Мой! для чего Ты Меня оставил?» [401]

Одним из ранних христианских богословов, кому не давал покоя этот вопрос, был римский проповедник Кердон, живший в середине II столетия от Р. Х. Именно он стал одним из первых гностиков, по крайней мере из тех, чьи имена дошли до нас. Ученые обыкновенно говорят, что гностицизм, мол (от греческого «познание»), — это было нечто вроде переходного такого философского течения, ступенька от античной философии и древних эллинистических, иудейских, вавилонских и зороастрийских и прочих верований — к тому христианству, что нам привычно. Что, мол, в основу гностических представлений о Мироздании легли дуалистические взгляды античных мудрецов. Это, мол, еще они делили мир на невидимый духовный мир и наш, материальный, известный всем, жестокий, злой, несправедливый и убогий, даже с учетом «Бентли», «Роллс-Ройсов» и «Феррари», которые по нему колесят. Гностики полагали, начало духовному миру было положено единым Благим Богом, творцом же нашего, материального, говенного мира стал Демиург (он же Ялдаваоф, Самаель, от арамейского «слепой бог»), грубо говоря, ремесленник и шабашник, сляпавший Вселенную на тяп-ляп, а теперь еще и бездарно управляющий ею при помощи архонтов (по определению Платона). Или, по-нашему, сатрапов, смотрящих за зоной, чтобы все поняли, о чем базар. Кроме того, как учил Кердон, в нашем материальном мире присутствует еще и дьявол, мешающий Демиургу подкорректировать кое-какие свои огрехи, даже когда у того такое желание возникает.

Следуя вышеизложенной гностической логике, Кердон назвал Иисуса сыном невидимого Благого Бога, сжалившегося над мучениями жителей нашего материального мира и отправившего им Спасителя. Для убедительности, поскольку люди-то были темными, Иисус вынужден был выдавать себя за иудейского мессию, обещанного Ветхим Заветом — разработанной Демиургом программой благоустройства, которая к тому времени провалилась. Но и затея Благого Бога не принесла ожидаемых результатов. Дьявол (для которого явление Христа было смерти подобно), Демиург (не разобравшийся сгоряча и возревновавший к Сыну Божьему) и черствые, ослепленные жаждой наживы и власти люди загубили Спасителя на корню. Предали, истязали и казнили.

Когда гностика Кердона не стало, его идеи подхватил грек Маркион, который, следуя примеру Иисуса, перед тем как стать проповедником, отрекся от своего состояния, а оно у него было немаленьким. Маркион происходил из влиятельной семьи, его отец был епископом, на минуточку. Я бы отдал должное Маркиону. Я бы, клянусь Богом, первым снял шляпу перед отечественными политиками и церковниками, если бы они вылезли, наконец, из лимузинов, чтобы спуститься с нами в метро. Только подозреваю, что шляпу мне снимать не придется в обозримом будущем. Да и нету у меня ее…

Следуя за своим учителем Кердоном, Маркион взялся доказывать, что Бог Отец Нового Завета ни в коем случае не ветхозаветный Иегова уже хотя бы потому, что их психологические портреты диаметрально противоположны. Один добрый, милостивый, другой мелочный и злой. В соответствии с такими вот представлениями Маркион отрицал любую связь между Новыми и Ветхим Заветами, данными человечеству из совершенно разных источников, а потому несопоставимыми в отношении доброты и человеколюбия. Даже сам Новый Завет был подвергнут ревизии, из всех евангелий Маркион признавал лишь Евангелие от Луки и послания апостола Павла. Он же, хотите верьте, хотите нет, за восемнадцать столетий до эпохи Глобализации и грядущего Нового мирового порядка, контуры которых сегодня уже отчетливо видны, предрекал пришествие именно иудейского мессии, который станет реализовывать очередные задумки Демиурга.