Большой Приз Монте-Карло

К счастью, в моей голове родилась мысль, которая помогла мне вернуть душевное спокойствие и равновесие. Я представил себе, какое, вероятно, в этот момент было изумление на лице Коммендаторе, сидевшего перед радиоприемником у себя на вилле в Модене. Должно быть, это было красивое зрелище. Вероятно, в этот момент я доставлял огромную радость старику Феррари, как его называл Широн.

А что должно было твориться в боксах! Там, должно быть, у всех мурашки бегали по спине! Уголини наверняка потерял свое джентльменское самообладание.

Несомненно, его забеспокоило, что я замедлился после аварии Аскари. Вероятно, ему показалось, что на моей «Феррари» было что-то не в порядке. Однако, мотор работал ровно. Но никто не мог предположить, что у меня были проблемы с давлением масла. Тысячи людей наблюдали за тем, как мы кружимся перед ними, но только я знал, на какой технике. Проезжая мимо боксов, я попытался рассмотреть, что происходило в боксах «Лянча».

Я не преследовал цели составить о них представление, но, поскольку у меня все получалось, я пришел к заключению, что, скорее всего, у них было мрачное настроение – как у людей, уже смирившихся с поражением. Авария Аскари должна была разбить их, и они не осмеливались надеяться на то, что такой молодой гонщик, как Кастелотти, сможет одолеть такого старого лиса, как я.

Я уделял внимание тому, чтобы не терять преимущества над «Лянча» Кастелотти, но при этом я не мог от нее оторваться. В конце 97-го круга мой отрыв составлял те же семнадцать секунд. Это меня раздражало, но я стал рассуждать так:

«От чего это может зависеть? Пока я его не вижу в зеркалах заднего вида, поводов для беспокойства быть не должно. Важно лишь одно: не заработать поломку. Если она все же произойдет, лишняя секунда ситуацию уже не изменит.»

Ох… выражение «заработать поломку» на последних кругах я склонял не менее ста раз. Ей-богу, если я выиграю, эта победа будет действительно давшейся потом и кровью.

Проезжая мимо боксов и отправляясь на последний круг, я видел, что мой отрыв от Кастелотти составлял девятнадцать секунд, но еще лучше я видел Шарля Фару, распорядителя гонок, стоявшего перед боксами с черно-белым клетчатым флагом в руках, сигнализирующим об окончании гонки. Когда им станут размахивать передо мной… по окончании круга, это будет означать победу.

Я не знал, какое время показал на последнем круге, наверное, не самое лучшее. Когда я понял, что победа находилась от меня на расстоянии вытянутой руки, я разволновался. Я боялся, что у меня что-нибудь сломается, или меня развернет на одном из масляных пятен. Я опасался тоннеля, где было очень скользко, шиканы, роковой для Аскари.

Мне казалось, что на подъеме к Казино я тащился, просто карабкался по нему. Я был осторожен в поворотах, выводивших меня на набережную, был очень осторожен в тоннеле, был сверхосторожен в шикане. И только когда я прошел ее и оказался на набережной в виду трибун и финишной прямой, меня, наконец, оставили все опасения… Последний километр этого Гран-при я шел словно в темном тонелле, а в конце его с черно-белым клетчатым флагом в руках стоял Шарль Фару, который доставил мне величайшую в моей гоночной карьере радость.

Все, что происходило потом, я помнил очень смутно: объятия, излияния чувств, поздравление принца Ренье, почетный круг, серебряный кубок, огромный венок из цветов и выкрики во славу из толпы, счастливцев, ставших свидетелями триумфа француза.

У меня болели почки, ноги были деревянными, голова горела как в огне, правая рука ныла от боли. Поскольку я был глух как пень – для этого достаточно было на протяжении трех часов слышать рев «Феррари» – на все, что мне, поздравляя, говорили, я лишь глупо улыбался.

В себя я пришел только час спустя, когда сразу же по возвращении в отель смог, наконец, погрузить свое измученное тело в благотворное тепло ванны.

Плескаясь в воде, я начал понимать, что одержал победу. В этот момент я стал до безобразия материалистом, уличив себя в мыслях о куче денег, которые принесет мне мое спортивное достижение.

Насвистывая, я вышел из ванной и увидел на своей постели разложенный… смокинг! Моя жена стояла у окна и, казалось, ее очень занимало то, что творилось на улице. Она подмигнула мне, подошла к шкафу и открыла его.

– Посмотри, – сказала она мне, – я принесла вечерние одежды.

Я был уверен, что в тот момент она подумала, хоть и не сказала этого вслух: «Видишь, я всегда права.»

С некоторым опозданием меня зазнобило, когда я подумал: «Если бы не она, мой смокинг остался бы дома… как бы я выглядел на торжественном вечере сидящим напротив принца Ренье… в спортивном костюме!»

Никогда я не был так счастлив, как в тот вечер, когда смотрел на свой смокинг, разложенный на постели.

Аскари рассказывает о том, как оказался в воде