Большой провал. Раскрытые секреты британской разведки МИ-6

У меня упало сердце. Обычно полиция приезжала в тюрьму, чтобы предъявить дополнительные обвинения. После неизбежного раздевания и обыска два охранника провели меня в помещение для официальных посещений. Меня там ждал окружной инспектор Рэтклифф и лысый офицер, который проводил обыск в моей квартире во время ареста. Он представился как окружной инспектор Петерс и объяснил, что он эксперт по компьютерам. Присутствовал также адвокат Уэдхэм.

– Ричард, нам нужна помощь, чтобы расшифровать материал на вашем "Псионе", – проговорил Рэтклифф робко. Я был удивлен, что ни МИ-6, ни другие секретные службы не смогли до сих пор расшифровать файл, хотя в нем использовались маленький ключ и простой пароль. Позже я узнал, что МИ-6 обращалась к автору программного обеспечения с просьбой о помощи, но он ответил, что не мог бы расшифровать файл, даже если бы попытался.

– Не хотели бы вы сообщить нам пароль? – спросил Петерс.

– Вы шутите! – рассмеялся я. – Почему бы я хотел это сделать?

– Подумайте хорошенько, – произнес Рэтклифф тоном, в котором звучала угроза. Полицейские вышли на минуту, и я смог переговорить с Уэдхэмом.

– Они что-то планируют, если вы им его не сообщите. Я бы выдал им пароль, если вы действительно не хотите что-то утаить, – посоветовал он. В Интернете была еще одна копия, поэтому утрата файлов не стала бы серьезной проблемой.

– Кроме того, – добавил Уэдхэм, – если вы станете сотрудничать, судья должен будет скостить несколько месяцев с вашего приговора.

Рэтклифф и Петерс вошли через пару минут.

– Пароль следующий: "МИ-6 – тупые игроки", – сообщил я.

– Мы должны были бы догадаться, – усмехнулся Петерс.

Даже особо опасные преступники имели право, записанное в пункте 37 тюремных правил, общаться конфиденциально со своими адвокатами. Если мне нужно было позвонить Уэдхэму, я должен был заранее информировать мистера Ричардса, и, теоретически, автоматический магнитофон был бы отключен. То же относилось и к письмам, помеченным "пункт 37": предположительно они не подлежали цензуре. Но, как и большинство других заключенных, я мало верил, что этот пункт правил соблюдался, – особенно в начале моего заключения. МИ-6 интересовалась тем, что я буду говорить в свое оправдание в суде, так как тогда информационная служба смогла бы подготовить выгодное для нее сообщение. Впоследствии я узнал, что все мои попытки соблюсти осторожность были напрасны, что МИ-6 всегда были известны заранее мои намерения.

В 1-м отсеке почти год содержались в предварительном заключении три алжирских студента, обвиняемые в терроризме. По иронии судьбы, я познакомился с их делом, когда работал в РТСР. Французская контрразведка обратилась к МИ-5 с просьбой арестовать их за предполагаемые связи с алжирской группировкой исламских фундаменталистов, но МИ-5 не хотела отвлекать своих сотрудников для наблюдения за целями, мало важными для британской безопасности. В ответ DST прекратила сотрудничество с МИ-6 по таким операциям, как BELLHOP, поэтому после некоторых внутренних совещаний МИ-5 убедили проявить интерес к этим студентам. Основываясь на данных прослушиваний телефонных разговоров и фактических наблюдений, их в конце концов арестовали и обвинили в заговоре с целью захватить взрывчатку. Доказательства имелись слабые, и все трое были непреклонны, отрицая свою вину. Когда они предстали перед Центральным уголовным судом в Лондоне, незадолго до слушания моего дела, прокурор совершил непростительную ошибку в речи при открытии заседания, показав осведомленность, что именно алжирские студенты сообщили своим адвокатам в помещении для свиданий в Белмарше. Адвокаты поняли, что разговоры их подзащитных прослушивались, и потребовали, чтобы прокурор сообщил источник информации. Прокурор отказался это сделать, судья прекратил дело, и обвиняемые были освобождены. Когда бы я ни встречался с Уэдхэмом и Дэвисом в Белмарше, нам всегда выделяли комнату, которой пользовались алжирцы.

Были и другие основания подозревать в несоблюдении права заключенных сохранять в тайне свои юридические документы. Несколько раз в месяц без предупреждения являлись специально подготовленные поисковые бригады из трех человек с собаками, которые входили в отсек и на выбор заходили в ту или другую камеру. Обитателя камеры раздевали и обыскивали, затем выгоняли. Если находили в камере что-либо недозволенное, то этот предмет конфисковывали, а заключенного наказывали помещением в карцер. Список запрещенных предметов был очень обширным, включая, казалось бы, безвредные вещи, такие, как серебряная фольга, так как ее, оказывается, можно было использовать для расплавления героина перед уколом; как спички – их головки могли быть использованы для зажигающих устройств; как полиэтиленовые бутылки, которые можно было наполнить кусочками фруктов и сахара и сделать самогон. Бригады всегда приносили с собой в камеры во время досмотра два больших тяжелых черных чемодана. Никто не знал, что в этих чемоданах, но прошел слух, что в них портативные фотокопирующие устройства.