– Вот увидишь, – предсказывал Добсон, – они притащатся к тебе в камеру с этими чемоданами за пару дней до суда.
И[ он оказался прав. Моя камера была подвергнута длительному и тщательному осмотру всего за два дня до судебного разбирательства. Так, даже если они еще не знали о моем намерении признать себя виновным из прослушанных разговоров с адвокатами, они бы узнали об этом из скопированных документов с пометкой "пункт 37", найденных в моей камере.
Два охранника снова сопровождали меня в суд на Бау-стрит 24 ноября, в понедельник. Когда я занял место на скамье подсудимых, судья попросил меня подтвердить мое имя, затем зачитал предъявляемые мне обвинения.
– Что вы скажете в своем последнем слове? – наконец спросил он. Все в зале замерли в ожидании. Я увидел, что представители прессы приготовились записывать слова первого после Блейка офицера МИ-6, обвиняемого в нарушении Закона об охране государственной тайны.
– Виновен, – ответил я, стараясь, чтобы мой голос звучал как можно ровнее. Писаки бросились из зала суда, чтобы передать новость, но со стороны Гиббса и ответственного представителя истца не последовало никакой реакции. Когда меня везли в тюремном фургоне обратно в Белмарш, я слышал по радио сенсационные сообщения, передаваемые каждые полчаса, о моем признании вины. На следующий день эта новость была на первых страницах большинства газет. "Тайме" обвинила меня в "попытке продать секреты" австралийскому издателю. "Телеграф" неубедительно повторила версию МИ-6, что я поставил "под угрозу жизни других агентов". В информационном отделе разведки должны были быть довольны результатом. Безумства прессы представляли реальную угрозу тем, что из-за поднятой шумихи судья может увеличить мне срок.
За несколько дней до вынесения приговора Луковка сказал, посмеиваясь:
– Ты выглядишь как дурацкий хиппи.
– Я бы постригся на твоем месте, – посоветовал Добсон. – Судья тебе добавит три месяца за такие волосы.
Они были правы. Я как раз должен был пойти к парикмахеру в Вэйвдене, когда меня внезапно арестовали. Во время вечернего часа общения я заполнил заявление к начальнику тюрьмы, и мистер Ричардс на следующий день сообщил мне, что разрешение дано.
– Вы сможете быть первым клиентом нашего нового парикмахера, – усмехнулся он. – Кларки, поди сюда, – прокричал он на весь отсек, – требуются твои услуги!
Новый парикмахер, вооруженный грабитель с Ямайки, только накануне поступивший в тюрьму как подследственный, легкой походкой вышел из своей камеры, подтягивая на ходу брюки. Его мучил жестокий нервный тик, из-за которого его пистолет неожиданно выстрелил, когда он им угрожал людям в банке на Саутхолл. К счастью, пуля никого не задела, но тем не менее ему грозил длительный срок из-за халатного обращения с оружием. Он никогда в своей жизни не занимался стрижкой волос, но мистер Ричардс назначил его парикмахером отсека только потому, что его имя совпало с именем знаменитого лондонского парикмахера Ники Кларки.
– Вот тебе ножницы, – бодро проревел мистер Ричардс, передавая маленький деревянный ящичек изумленному Кларки. – Бери один из тех стульев и открывай свою мастерскую под лестницей.
– Не могли бы вы подровнять меня немного? – спросил я Кларки, как только стул был поставлен и вилка электрической машинки вставлена в розетку. – Я завтра должен быть в суде, и мне объявят приговор.
Кларки пробормотал что-то мне в ответ с непонятным ямайским акцентом, проверил, подключена ли машинка, включил ее, подождал мгновение, прислушиваясь к загадочному ее жужжанию. Затем пробормотал еще что-то. Думая, что было бы невежливо переспрашивать, я улыбнулся ему, как бы подбадривая. Он наклонился надо мной и начал осторожно стричь с правой стороны моей головы, как внезапно и очень больно поранил мое ухо.
– Черт! – проворчал Кларки, отступая на шаг назад, чтобы успокоиться после приступа нервного тика. Наклонился снова и попытался продолжить стрижку, но тут у него снова начался тик. – Проклятие, – пробормотал Кларки, стряхивая на пол огромный пучок волос. Хмурясь от напряжения, он разглядывал правую сторону моей головы, затем левую, затем опять правую и снова начал стричь. В отсеке не было зеркала, поэтому я не мог следить за тем, как продвигалась его работа.
– Вы уверены, что знаете, как это делать? – спросил я вежливо. Кларки проворчал что-то в ответ и продолжал свои манипуляции. Мне показалось, что мой вопрос задел его, и поэтому я решил больше к нему не приставать. Судя по все увеличивающейся груде волос на полу, он быстро освоил парикмахерское искусство. Кларки закончил как раз, когда мистер Ричардс прокричал знакомый приказ:
– Отсек один, ужин!
Добсон и Луковка, как обычно, встали в конец очереди, чтобы продлить свое время вне камер.
– Ба, ты теперь выглядишь как каторжник, – засмеялся Луковка, увидев мою новую стрижку.
– Ты слабоумный клоп, – добавил Добсон, – судья добавит тебе еще три месяца, увидев тебя с такой прической!