Большой Сатурн

Вдруг раздался звонок телефона. Адъютант снял трубку, выслушал, бледнея, и сказал: – Начальник караула сообщает – к резиденции едет десяток бронетранспортёров с лотарингскими крестами[113]. – И через небольшую паузу продолжил: – Подъехали, требуют сдать оружие и выдать вас, господин адмирал. Ссылаются на эдикт Главы Франции Де Голля.

– В жопу им этот эдикт вместе с Де Голлем засуньте! Отставить. С Де Голлем я сам разберусь и насую. Караулу отразить нападение! Штаб в ружьё!

На улице затрещали выстрелы. Незваные посетители оказались в очень невыгодной позиции. Узкая улица не давала возможности развернуться. Высокий каменный забор резиденции не поддавался тарану лёгкими БТРами и надёжно укрывал защитников резиденции Дарлана. Реально стрелять могли только первые два БТРа, остальным вести огонь мешали свои же передние товарищи. А защитники резиденции могли простреливать всю колонну с высоты второго-третьего этажа. Адмирал сам вышел на балкон и несколько раз выстрелил из автомата, поданного адъютантом. Через десять минут нападавшие в большинстве своём были убиты, наиболее сообразительные, или трусливые, или резвые смогли убежать. Но таковых было немного.

– Видит бог, я этого не хотел, – произнёс адмирал и перекрестился.

В кабинет вбежал начальник штаба французских войск в Алжире.

– Что будем делать, господин адмирал?

– Всем частям – подъём по боевой тревоге. Мятежников из «Свободной Франции» уничтожать везде, где встретят. Вернуть контроль за населёнными пунктами базирования. С войсками союзников в бой не вступать, если те не будут оказывать сопротивления. В противном случае – уничтожать. И отправьте по две роты десантников за Де Голлем и Айком. Айка доставить живым. Де Голля в любом виде. Выполняйте, генерал.

И закрутилась машина. Французов сейчас в Алжире было тупо больше, чем «союзников». Войска располагались вперемешку. Союзники за полтора месяца привыкли не обращать внимания на французов. Сидят себе по казармам и сидят. Деголлевцы же ощущали себя пацаном-задирой, за спиной которого в подворотне стоят большие парни. Но большие парни сейчас отхлёбывали от своих больших проблем, и им было не до пацана-задиры. К вечеру «Свободная Франция» перестала существовать в Алжире. До кучи вывели в расход и всех заключённых в лагерях и тюрьмах, ибо не хрен бунтовать. Де Голля, трижды раненного и избитого, привезли часов в шесть вечера в резиденцию Дарлана. Айк был гостем резиденции уже часа три. Его охрана оказалась гораздо меньше приехавших с приглашением в гости французов. И Айк поехал в гости, прихватив с собой часть штаба союзных сил в Африке.

Адмирал вышел из своего кабинета на балкон, поманив за собой Айка. В тенистом сквере перед резиденцией бойцы хозвзвода споро прореживали крону раскидистого каштана. Де Голля подтащили к каштану, накинули на шею верёвку, перекинули её через мощный сук и привязали другой конец верёвки к грузовику.

– Достойная смерть для изменника, самозванца и путчиста. Не так ли, Айк?

Эйзенхауэр что-то промямлил.

– Не слышу, Айк! Громче!

– Да, господин адмирал, достойная смерть изменнику.

Смотревшие на всё это действо из соседних окон кабинета журналисты зашуршали перьями. Несколько раз щёлкнули фотоаппараты.

Адмирал крикнул вниз:

– Повесить самозванца!

Грузовик газанул и энергично потянул верёвку, выдёргивая полковника Де Голля с земли, поближе к небу. Куда душа полковника попала после казни – не известно, а тело по-простому сбросили в море.

После казни Де Голля Эйзенхауэр подписал приказ об эвакуации американских и подчинённых ему английских частей из Алжира в Марокко. И сам же зачитал этот приказ по радио.

Провокация МИ-6 удалась на славу.

25 декабря, 1942 год, г. Анкара, Турецкая Республика.

Утром в канцелярии президента раздался телефонный звонок из МИДа: сообщили, что посол германского Рейха фон Папен[114] испрашивает аудиенции у президента. Инёню не стал сразу отвечать. Пусть немного подождут, понервничают. Может, что и удастся с немцев ещё полезное стребовать. Ведь опять будут канючить, просить объявить войну Советам. Президент был кадровым военным, прошёл две войны и в отличие от основной массы политиков не считал войну продолжением политики. Война – это прежде всего боль, грязь, жертвы, потери. А для Турции особенно. За последние пару сотен лет почти всегда после очередной войны положение Турции ухудшалось. Даже Война за независимость 1919–1923 годов была всего лишь крохотным шажком Турецкой Республики вперёд по сравнению с энергичным забегом к пропасти Османской империи в процессе Великой войны. Исмет хорошо усвоил уроки истории. Во вновь разразившейся войне он решил провести страну путём США в Великую войну. Пусть все воюют, а Турция постоит в сторонке, богатея на торговле со всеми воюющими странами, когда определится победитель, тогда и можно будет его поддержать в открытую.