Большой Сатурн

– Единственное, что подходит под обвинения, – в Тихорецке было захвачено два эшелона, один с ранеными немцами, второй с медперсоналом. Когда исчезла необходимость в сокрытии от немецкого командования факта взятия Тихорецка, все раненые немцы и немецкий медперсонал были погружены в один эшелон и отправлены по железной дороге обратно к немцам в Пятигорск. У бригады, действующей в тылу, не было возможности ими заниматься. И в конечном итоге они все всё равно уже, наверное, опять у нас в плену. В Ростове был аналогичный случай, только мы раненых вывезли в станицу на нейтральной территории и по действующей телефонной линии сообщили в ближайший к ним немецкий гарнизон в Азов, чтоб забрали своих. Азов наши уже взяли, так что и эти уже опять у нас в плену. В обоих случаях речь шла о рядовых и унтерах Вермахта. Офицеры и эсэсовцы никуда не отправлялись. Это насчёт побега. По расстрелам. Бригада действовала в тылу противника и до установления устойчивой транспортной связи с фронтом просто не имела возможности для содержания большого количества пленных. В это время действовал мой приказ – пленных не брать. В плен брали офицеров и чиновников оккупационных властей, если на допросе выяснялась их ценность для командования, то их не расстреливали. Такой же приказ действовал в отношении полицаев. В Крыму все сдавшиеся после приказа генерала Маттенклотта о капитуляции немцы переданы соответствующим фронтовым службам. Насчёт пыток. Маттенклотт не хотел зачитывать по радио приказ о капитуляции. Я отрезал ему мизинец. После этого он согласился выступить по радио и зачитал от своего имени приказ немецким гарнизонам в Крыму сдаться. Всего сдалось после приказа около 15 тысяч. Они, конечно, в большой степени тыловики и нестроевые. Но если бы продолжали сопротивление, думаю, тысячи три-четыре наших бойцов мы бы потеряли, пока этих тыловиков не успокоили. Да и только сейчас бы заканчивали освобождение Крыма. Так что на одной стороне был мизинец фашистского генерала, а на другой – несколько тысяч жизней наших солдат. Да и мой особый отдел уже к тому времени на Маттен-клотта столько материалов насобирал, что раз на пять повесить его хватит. Какая разница, будет он повешен с десятью пальцами на руках или с девятью?

– Сам отрезал? – невозмутимо спросил Цанава.

– Сам.

– У тебя все в бригаде такие?

– За советскую власть кого хошь порежут, – юморю, ещё не понимая, чем закончится.

– С моей точки зрения, никаких нарушений нет. А по Маттенклотту – товарищ Брежнев явно действовал в состоянии аффекта. Я сейчас же затребую к себе все материалы по этому делу у военной прокуратуры Сталинградского фронта, если там всё так, как рассказал товарищ генерал-майор, то дело однозначно закроем, – с расстановкой изрекает Носов.

– А Хайретдинов?

– Оснований для его задержания не вижу. Даже если за ним что-то есть, сначала надо получить санкцию на арест в Ставке ВГК. Так что сразу дам команду – освободят.

– Пусть в бригаду его вернут, а то в Ростове выпустят, и куда ему там?

– Лаврентий Фомич, – это Василевский Цанаве, – будь добр, проследи по Хайретдинову, пусть не забудут извиниться. И разберись, пожалуйста, кто там решил гвардейскую бригаду резерва СВГК без командования оставить перед ответственной операцией. Они там просто дураки за фашистского палача заступаться или злой умысел присутствует?

– Разберёмся, Александр Михайлович.

4 января, 1943 год, г. Анкара, Турецкая Республика.

Начальник Генерального штаба Турецкой Республики маршал Мустафа Февзи Чакмак-паша[133] принимал в своём служебном кабинете посла Третьего рейха Франц Иосиф Герман Михаэль Мария фон Папена унд Эрбсельцер цу Верль-унд-Нойверк. Целью визита посла было заявлено обсуждение вопросов военно-технического сотрудничества.