Большой шеф Красной капеллы: Впервые в мире беседы с Леопольдом Треппером

Валентин Томин. Большой шеф Красной капеллы: Впервые в мире беседы с Леопольдом Треппером.

ВМЕСТО ПРЕДИСЛОВИЯ

«Вот истинные победители в этой войне: русский солдат, отморозивший ноги под Сталинградом, рядовой американской морской пехоты, зарывавший свой нос в красноватый песок Омаха Бич, югославский или греческий партизан, сражающийся в горах. Что касается разведок, то ни одна из них не повлияла решающим образом на исход конфликта. Ни Зорге, ни Радо, ни Треппер ничего определяющего в этом смысле сделать не могли. Являясь партизанами, действующими на самом что ни на есть переднем крае, в меру своих возможностей и благодаря беззаветной самоотверженности своих товарищей, они способствовали конечному успеху действий вооруженных сил. Мне представляется необходимым внести в этот вопрос полную ясность.

Прежде всего, думается, нужно ответить на один очень важный вопрос. Я бы его сформулировал так: Красный оркестр? Очень хорошо! Но зачем он? К чему эта группа отважных людей, действующих в тылу врага и словно бы вырывающих у него информацию и документы? Все это тоже хорошо, но все-таки что это были за люди и какова их ценность?»

Л. Треппер. Большая игра. Воспоминания советского разведчика. М., 1990.

РЕКВИЕМ ГРАН ШЕФУ

Большим шефом назвала гитлеровская контрразведка выдающегося советского военного разведчика Леопольда Треппера, который в годы Второй мировой войны с помощью своих единомышленников-антифашистов создал разведывательную сеть в Бельгии и Франции и передавал в Москву собранную информацию. Нет, он не был военным человеком, хорошо подготовленным для такой работы, его школой стала жизнь «коминтерновца», жизнь революционера, бойца за великие гуманистические идеалы. Как и почему Леопольд Треппер стал военным разведчиком? Об этом, конечно, лучше всего рассказывает он сам в своих воспоминаниях, книге «Большая игра», изданной в Москве в 1990 году.

«Мне было ясно, что в грядущих сражениях роль Советского Союза будет решающей. Сердце мое раскалывалось на части при виде революции, становящейся все меньше похожей на тот идеал, о котором все мечтали, ради которого миллионы других коммунистов отдавали все, что могли. Мы, двадцатилетние, были готовы пожертвовать собой ради будущей жизни, прекрасной и молодой. Революция и была нашей жизнью, а партия — нашей семьей, в которой любое наше действие было пронизано духом братства.

Мы страстно желали стать подлинно новыми людьми. Мы готовы были себя заковать в цепи ради освобождения пролетариата. Разве мы задумывались над своим собственным счастьем? Мы мечтали, чтобы история, наконец, перестала двигаться от одной формы угнетения к другой. И кто же лучше нас знал, что путь в рай не усыпан розами? Мы стремились к коммунизму именно потому, что наша юность пришлась на пору империалистического варварства.

Но если путь оказывается усеянным трупами рабочих, то он не ведет, он никак не может вести к социализму. Наши товарищи исчезали, лучшие из нас умирали в подвалах НКВД, сталинский режим извратил социализм до полной неузнаваемости. Сталин, этот великий могильщик, ликвидировал в десять, в сто раз больше коммунистов, нежели Гитлер.