Большой шеф Красной капеллы: Впервые в мире беседы с Леопольдом Треппером

Накануне вечером Берг сказал, что расшифровка найденных в Лионе радиограмм закончена, и мы должны быть к двенадцати часам на улице Соссэ, у начальства... Там будут уже знать о результатах. Наступил тот день. Спрашиваю его: «Как самочувствие?» — «Очень плохо» — говорит. Предлагаю: «Давайте подъедем в аптеку, еще двенадцати нет... Тут недалеко». Он согласился.

Когда подъехали, я сказал: «Ну, господин Берг, пошли». — «Знаете что, — предлагает, — я здесь посижу в машине. Вы идите туда один и возвращайтесь быстрее обратно». Говорю: «Как хотите, давайте лучше пойдем вместе». — «Нет, идите!» У меня все было рассчитано. Я бежал...» .

Началась новая глава в его жизни.

После долгих и нелегких скитаний в Париже Леопольд Треппер установил связь с товарищами, сообщил о себе в Центр и продолжал борьбу с оккупантами вместе с группой борцов Сопротивления до августа 1944 года.

Войска союзных армий приблизились к Парижу. Город восстал — парижане вооружались, чтобы разделаться с оккупантами...

Команда Хайнца Паннвица разбегалась, заранее запасшись поддельными документами и паспортами. На улице де Курсель, где они располагались теперь, в автомашины спешно грузили чемоданы и еще какое-то барахло...

К консьержу поспешно подбежал человек с удлиненным озабоченным лицом:

«Если проболтаешься — берегись! Тогда тебе несдобровать!»

Эти слова кричит Кент, давно ставший полноправным членом зондеркоманды. Во главе со своим шефом они отправляются на юг, в сторону Австрийских Альп, где хотят укрыться от возмездия за свои подвиги...

Во второй половине дня, 25 августа 1944 года, Леопольд Треппер и его товарищи примчались на улицу де Курсель...

«И вот мы в разбойничьем логове Паннвица и его подручных. Здесь пытали наших товарищей, здесь они пережили чудовищные страдания, — рассказывал он. — От небывалого волнения у меня перехватывает дыхание. Осторожно мы продвигаемся вперед — не из страха, но в предчувствии картин воплощенного ужаса...

Они убрались отсюда, все свидетельствует о поспешности их бегства. Письменные столы завалены документами, которые они не успели сжечь. В подвале, на полу камер, в которых томились заключенные, валяется сгнившая солома. Мы входим в ванную комнату. На самой ванне, на кафельном полу, на стенах — везде следы крови... Здесь их истязали!.. На втором этаже, в помещении картинной галереи — снова крупно расплывшиеся темные пятна... Поднимаемся на третий этаж. В одной из комнат на столе лежат листы бумаги, заполненные цифрами. Сомнений нет: здесь было рабочее место инженера Ефремова. Консьерж подтвердит нам то, что мы предполагали: Ефремов покинул Париж вместе с зондеркомандой...

Мы собираем все документы, которые только можем найти, делаем фотографии внутри и снаружи этого дома Преступления. Все эти неопровержимые доказательства лютого варварства врага мы отправим в Москву».

Старик-консьерж провожает Леопольда Треппера к выходу. Он явно взволнован событиями этого дня и, обращаясь к нему, передает слова Гилеля Капа:

«Если сюда придет человек по имени Отто или кто-то из его друзей, скажи ему: «Я погибаю, но каждая частица моего истерзанного тела, моей души кричит — Победа! И я доволен...» Он просил, чтобы не забыли его жену и детей, позаботились о них...»