— Засохни! — свирепо отмахнулся Иваныч. — Ё-ка-лэ-мэ-нэ… Мозыря тормознули, из тачки вытряхнули… Ну дела… Давай-ка, парень, жми на газ! — обратился он к Феде.
— Да что толку, — осмелел тот, — все равно не уйти этой бандуре от милицейских тачек!
Через секунду правота водителя «вольво» стала очевидной для пассажиров. Фуру прижали к обочине, из «уазиков» повыскакивали здоровенные ребята в омоновских бушлатах. Вовчику показалось, что их дюжина, не меньше!
На самом же деле из двух «уазиков» на дорогу и вышло-то четыре человека, один из них сразу бросился к фуре. Иваныч прохрипел что-то вроде «живым не дамся!» — и, прикрывшись водилой, как щитом, высунул было ствол «узи», да не успел даже нажать на спусковой крючок. Снаружи тупо защелкали пистолетные выстрелы, Иваныч охнул и навалился на плечо водителю, а Вовчик, дергая подбородком, торопливо присел на пол, силясь выдернуть свой «узи» из-за пазухи, но короткий ствол запутался в складках свитера.
Тем временем водительская дверка распахнулась, и в ярком свете фонаря Федя разглядел лицо: мужик лет тридцати с небольшим, русоволосый, с довольно симпатичным лицом, на подбородке ямочка, глаза зеленые с блеском. На нем не было омоновской формы, и Федя все вдруг понял: никакая это не ДПС, а просто конкурирующая банда налетчиков…
— С приездом! — осклабился пришелец, медленно взводя курок пистолета Макарова.
Федя плеснул обеими руками вверх и заверещал:
— Я пустой, они меня взяли в заложники, не стреляйте! Я не с ними!
Он скатился со своего сиденья на пол. Русоволосый мужик навис над ним, словно скала:
— Не с ними?
Федя замотал головой, руками делая какие-то знаки, пытаясь убедить, что ему можно доверять и нужно отпустить.
— Я ничего не знаю, ничего не видел… Ничего не помню… Я ранен! — лопотал он, осознав вдруг, что вот теперь уж точно настал его смертный час. И если те мужики, которые устроили им засаду на шоссе, его не шмальнули, то уж эти переодетые омоновцами бандиты его точно не пощадят…
Однако у русоволосого были другие планы. Приставив ствол пистолета к Фединой правой коленке, он с ехидцей произнес:
— Обещаешь молчать, значит! А если я попрошу все рассказать — расскажешь?
Федя ошалело вращал глазами, не понимая, чего от него требуется.
— Расскажешь? — настаивал зеленоглазый.
— Нет, говорю, нет! Ничего не видел, ничего не знаю…
Грохнул оглушительный выстрел, сменившийся диким воплем. Федя обеими руками держался за простреленную коленку и тихо завыл.
— Так, может, все-таки: расскажешь? — угрожающе твердил налетчик. — Или ты еще не понял?
Федя, не переставая подвывать, закивал:
— Че рассказать-то? Говори, что надо, — я все скажу.
— Не мне, дурак, скажешь ментам! — Зеленоглазый склонился к раненому и прошептал ему на ухо несколько слов, потом резко выпрямился и спрыгнул с подножки на асфальт.
— Понял, мудила?! — заорал он уже в полный голос, будто закрепляя урок, преподанный Феде. — Всем ментам и всем своим друганам расскажи, чтобы впредь не крысятничали! На этой трассе все грузы мои! Ясно тебе? И чтоб не совались сюда! А кто сунется — тому большой шмон учиню, так что не поздоровится! Все, гуляй!
Федя, постанывая, быстро выкарабкался из-под сиденья на подножку, спрыгнул на асфальт и, поднатужившись, ломанулся было в лес. Однако тут силы оставили его, простреленная нога подломилась, и он упал, даже не доковыляв до опушки…
Десятитонную фуру шмонали спешно, но тщательно.
— Посвети-ка, — приказал русоволосый вожак одному' из своих подельников, худому и длинному, как жердь, парню с буйной рыжей шевелюрой.
Тот навел фонарик на штабель картонных коробок, и узкий луч света вырвал из тьмы черные надписи на стенках.
— Кофе… — почти разочарованно протянул рыжий. — «Нескафе».
— Да тут этого кофя на лимон, а, Рыжий! — Оглядевшись, обрадовался другой — плотный, кряжистый мужик. Говорил он медленно, а ходил вразвалочку аккуратно расставляя носки в разные стороны.
— А может, еще чего есть, а, Гусь? — с надеждой в голосе предположил Рыжий. Он замахал фонариком туда-сюда, пытаясь разглядеть внутренности фуры.
Между тем русоволосый предводитель банды налетчиков, присев на корточки, рассматривал самый нижний ярус коробок.
— Да, че-то другое там, — задумчиво пробормотал он и поднялся. — Давай-ка, пацаны, эти коробки сдвинем.
Молча и споро взялись за работу, только Рыжий все вздыхал: неинтересно было ему возиться с таким товаром.
Под коробками с «Нескафе» оказались длинные фанерные ящики.
— Ну, а тут, наверное, чай «Липтон», а, Владислав Геннадьич? — пробурчал Рыжий, пиная ногой картонный ящик.
— Ты еще скажи, сок «Чемпион»! — едко хохотнул русоволосый, нутром чувствуя большую добычу. — Вскрывайте!
Через несколько минут всем стало ясно, что кофе — не самый ценный груз в фуре. Фанерные ящики оказались набиты новенькими автоматами Калашникова и коробками с патронами.
— Ни фига себе! — присвистнул Рыжий. — Вот это я понимаю — навар! Наварище!
— Не возбуждайся так! — усмехнулся Гусь, поглаживая промасленный АКМ и добавил удовлетворенно: — Свежачок. Гляньте, Владислав Геннадьич, смазка еще заводская…