Большой шмон

— Хоть Варяг и помер, Царствие ему Небесное, конечно, и земля ему пухом, но ворам он так и не давал отчета, куда общак задевался, — может, потому и мочканули его свои же? — недобро улыбаясь, подал голос самый старший из всех, Дмитрий Пугач, бывший смотрящий Кеми, но после того, как он в страшной разборке с архангельскими беспредельщиками потерял левую руку и левый глаз, сложивший с себя полномочия в пользу более молодого Лешки Панасенко, с которым сегодня приехал в «Сандуны».

— А верно, что Кайзер обещает большой сход собрать, чтобы наследство Варяга поделить? — брякнул Никита, в упор глядя на Фрола Ивановича.

Тот кивнул и бросил косой взгляд на Пугача.

— Об том и речь, люди. А тебе, дядя Митя, я так скажу — Варяг за все те десять лет, что я с ним знался, ни разу не дал повода усомниться в своей честности. Он сукой никогда не был, не крысятничал, а вот сук и крыс давил беспощадно. Так что не надо… А ежели ты намекаешь на что, так вспомни, как четыре года назад, когда был в Москве большой сход, Варяга со схода увезли силой, и закоперщиками этого силового увоза были Шота да тот же Кайзер. И хотя потом все повинились и помирились, но старые раны, знаешь, не заживают. И то, что Шоту пристрелили в центре Москвы прошлой весной, тоже о многом говорит… И то, что Кайзер сейчас засуетился, и то, что Варяговых старых корешей начали в Сибири резать…Это все знаки плохие!

Пугач передернул плечами и молча сунул в рот кусок соленой семги — то ли проголодался, то ли решил помалкивать…

Дверь снова раскрылась — на сей раз без стука. В предбанник вошел рослый парень в черной куртке. Хоть он явно пришел сюда с улицы, с мороза, лицо у него было побагровевшее, взгляд возбужденный, а в руке он держал короткий автомат «узи».

— Ты что, Малина? — недовольно проговорил Фрол Иванович, украдкой окинув взглядом своих гостей: как они воспримут появление вооруженного человека?

Малина, не обращая внимания на присутствующих, в два прыжка подскочил к хозяину и шумно зашептал, словно не опасаясь, что его слова могут достичь чужих ушей:

— Фрол Иваныч, беда! Только что в боулинг налетели какие-то пришлые, на трех джипанах с псковскими номерами, у всех бейсбольные биты, монтировки — всех наших там вырубили. Там после вашего отъезда оставались охранники из «Кречета», человек шесть, — так они двоим, Лене Судареву и Алику Гнедому, проломили череп, троих забили чуть не насмерть и еще кому-то руку сломали…

Лицо у Фрола посерело, глаза сузились, губы вытянулись в тонкую ниточку.

— Так, люди, вот о чем я и говорил… Все слыхали?

— Псковские? — недоуменно переспросил Парамон. — А с какой стати псковские тут у нас орудуют? Куда, блин, Филат смотрит? Это же его епархия!

— Фрол Иваныч! — продолжал уже в полный голос парень в черной куртке. — Так это… Они же по наводке приехали. Они же там… вас искали! Знали, суки, что вы региональный сход собрали… Только, видно, им стукнули, что вы соберетесь в боулинге, а не в «Сандунах»…

— Стрельбы не было? Ментура как? — Фрол Иванович тронул черный ствол «узи».

Малина помотал головой:

— Нет, все произошло в считанные минуты. Помолотили, поняли, что вас там нет, — и дернули. Не знаю куда. Не ровен час — сюда припрутся.

— Ну, тут-то у нас не бейсбольные биты припасены! — зловеще усмехнулся мурманский пахан. — Беги к Моисеичу — он покажет, где что хранится. — И, обращаясь к повскакавшим с мест участникам схода, крикнул: — А псковские испокон веку под пиковыми лежали! Сначала их Заур Кизлярский прикормил, потом Шота, а теперь, не исключаю, что у Кайзера они на подхвате… Ну, теперь тебе, Парамоша, понятно, откуда ветер дует?

Наскоро одевшись и оставив на столе все, как есть, одиннадцать мужчин выбежали на улицу с решительным намерением дать кровавый отпор кодле отморозков, по недомыслию или по наглости задумавшим припереть из далекого Пскова и учинить бузу на чужой территории.

Но над мурманским портом висел черный купол звездной ночи, в морозном воздухе было так тихо, что слышался скрип цепей на далеком причале.

Фрол Иванович сел в джип и, дождавшись, когда его бойцы рассядутся по местам, тихо бросил водителю Толику:

— Домой!

Он вспомнил, как Парамон Лютый только что с ехидцей вспоминал об однодневной поездке Филата в Москву, и вдруг сопоставил эту поездку с сегодняшним налетом псковских. У него даже под сердцем кольнуло. А что, если Филат ссучился и в Москву катался на поклон к врагам покойного Варяга? Чтобы Филат? Да не может быть! Но кто в наше время может поручиться за своего, пускай и надежного, кореша? Варяг умер — и теперь крепкая воровская империя начнет расползаться по швам, и от нее начнут отваливаться кусок за куском, а местные паханы, забыв о старых договоренностях и о воровском законе, попрут с монтировками друг на друга… Уже поперли! «Со смертью Варяга начинается смутное время», — со вздохом подумал Фрол и сумрачно уткнул подбородок в меховой воротник дубленки.