Большой шмон

— Знаете, Владислав Геннадьевич, — чуть срывающимся от смущения голосом заговорил Никита. — Меня Нестор Иванович ни о чем таком не предупреждал, конечно. Сейчас уже десятый час, не знаю, он вроде как ложится рано… И к тому же… Прихворнул, говорят… Мне к нему… Но я бы и сам мог… Полтораста штук, говорите… Да, я это… собрать могу по-быстрому. Если вам к спеху.

Витькины губы тронула благодарная улыбка. Ямочка на подбородке дрогнула и разгладилась, потом снова проявилась.

Бедняжка, как расстарался! Глупый карась сам на крючок лезет, пасть разевает! Ну давай, заглатывай наживку-пустышку!

— Если сможешь достать сегодня, я этого не забуду, Никита. Эти бабки тебе Нестор, конечно, вернет — лично прослежу. Теперь о времени. Я пробуду в городе до утра. Но мне бы лучше получить общаковские немедленно, сегодня же.

В моей гостинице появляться тебе не стоит — не надо внимания привлекать. Подъезжай-ка к вокзалу часов в одиннадцать, встретимся около салона сотовой связи на площади… Успеешь? — и, не удосужившись дождаться ответа на свой вопрос, продолжал: — Ну и, само собой, один приезжай. Тебя я знаю, а других — нет. Усек?

Никита молча кивнул, стараясь выглядеть немногословным, понятливым малым. Сомнения, если они у него еще и оставались, рассеял этот неожиданный звонок на мобильный, неподдельная тревога в глазах смотрящего и произнесенное вслух имя-отчество его начальника охраны, о котором Фанера не раз слышал от знакомых вазовских охранников.

Выходя из казино, Витька твердо знал, что сегодня же к полуночи бабки будут у него в кармане и что наученный им тольяттинский лох не приведет за собой ни ментов, ни быков. Доброе слово и кошке приятно, а он дал понять молодому вору, что оценил его по достоинству и рад продолжить знакомство, мало того — прочит ему большое будущее, предлагая задвинуть в сторону престарелого городского пахана.

— Сдавать стал наш Нестор, — со скорбью в голосе сказал Витька, ненадолго прощаясь с Фанерой, — не та уже старая гвардия, ох не та… Молодежи пора вставать у руля. Вот таким, как ты, Никита — решительным, быстрым, упорным! Ну, давай. В одиннадцать у салона!

Он знал: после этих слов Фанера носом землю будет рыть, чтобы оправдать высокое доверие всероссийского смотрящего…

Глава 20

— Еще, еще, давай же! Сильней! Двигай, двигай! — вскрикивала Томка, оседлав Витьку, как жеребца.

Ее небольшие упругие груди мячиками прыгали у него перед глазами, и он то и дело засасывал губами то один набухший сосок, то другой. А руки его были заняты другой телкой, которую Томка привела с собой, — тоже пышного телосложения, только рыжеволосой и невысокой. Девка стояла на четвереньках, бесстыдно раздвинув ноги и отклячив необъятную задницу, и покачивала бедрами в такт движению его пальцев, глубоко проникших в ее влажное скользкое жерло…

Вторую тольяттинскую шалаву звали Веруня, и, как уже успел за этот долгий вечер выяснить Витька, она не только могла без устали возбуждать клиента, принимая самые бесстыжие позы, но и мастерски делала минет — врастяжечку и смачно. На ночь он, немного утомленный агрессивной Томкиной атакой, решил оставить именно Веруню, понимая, что обработать сразу обеих у него просто не хватит силенок…

Он в третий раз кончил, содрогнувшись всем телом и издав приглушенный крик, потом бессильно откинулся на подушку и выкатился из-под потной Томки. Разгоряченная Веруня опрокинулась на спину и, запустив правую руку промеж пухлых ляжек, начала себя медленно массировать, громко постанывая…

Витька соскользнул с кровати и отправился в душ. Следом за ним в кабинку втиснулась Томка и, намылив руку, стала ласково тереть ему спину.

— Ща она там кончать начнет — такой ор подымет, хоть вешайся, — произнесла Томка с насмешкой, в которой угадывалась затаенная зависть к неутомимой похотливости подруга. — Сказать ей, чтоб манатки собирала, а, Владислав Геннадьич?

Витька мягко отстранил ее руку и, приобняв, шепнул на ухо:

— Ты, Том, лучше сама собирайся. Мне перед Веркой как-то неловко — она дрочить себя дает, а сама осталась без сладкого… Надо и ее усладить…

— Да-а? — Томка обиженно поджала губы и, качнув стоящими торчком грудями, выпорхнула из душевой кабинки. — Ну что ж, с вас, Владислав Геннадьич, триста! — бросила она через плечо.

— В пиджаке возьми, в бумажнике! Возьми четыреста, красуля! — с некоторым облегчением крикнул Витька, включив воду погорячей.

Ну и ладушки — хоть не пришлось с этой приставучей телкой объясняться. Все равно завтра с утречка он из Тольятти слиняет и больше никогда сюда не вернется — так что не фига с этой поблядушкой разводить антимонии… А вот с Веруней он еще покувыркается… И от предвкушения ночных забав с пухлявой блондиночкой его притомившийся боец вновь стал наливаться горячей кровью и крепнуть.

Приняв душ и обтеревшись насухо, Витька замотался в большую белую простыню и вошел в комнату. Томки уже и след простыл, а Верка лежала на боку, обхватив ладонями спелые груди и чуть прикрыв задницу простыней. Он устроился у нее под боком и сразу захрапел.