Большой треугольник! или За поребриком реальности! Книга первая

— А так как следователю это не надо, через несколько дней после того, как ты напишешь заявление, он придёт и допросит тебя на русском. Ты всё напишешь как есть, и это не будет отличаться от твоих первых показаний, которые написаны следователем на украинском. Когда он спросит тебя, признаёшь ли ты вину или нет, ты скажешь «нет». Когда он спросит тебя, признавал ты раньше вину или нет, ты скажешь «нет». Когда он покажет тебе твой первый протокол допроса, ты напишешь, что признавал, но не вину, а то, что совершил «умысни» действия. Потому что украинское слово «умысни» перевёл как «уместные» (честно и открыто вёз товар через границу). А не «умысни» — «умышленные», как тебе потом объяснили сокамерники. А потом уже следователь пускай твоё дело передаёт в суд. А адвокат тебя защищает. А ты стой на своём.

На следующий день меня посетила следователь МВД по экономическим делам, с тем чтобы допросить по экономическому делу, возбуждённому не против меня, как пояснила мне следователь, а по факту хищения из бюджета НДС предприятием, которым я руководил. Поскольку я и мой адвокат в попытке допросить в качестве свидетеля увидели действия, направленные на лишение меня права на защиту (свидетель предупреждается об уголовной ответственности за отказ от дачи показаний, а подозреваемый имеет право отказаться от дачи показаний и не несёт ответственности за дачу ложных показаний), я отказался давать показания.

— Вот пускай предъявляют обвинение, — сказал мне Владимир Тимофеевич, когда следователь ушла и мы остались в кабинете вдвоём, — тогда можно давать показания. Им сейчас не показания нужно брать, а думать, как уголовное дело (первое) пропихивать через суд.

Владимир Тимофеевич ушёл, а через пару дней меня посетили оперативные работники МВД, точнее — отдела по борьбе с экономическими преступлениями. Что конкретно они от меня хотели, было неясно, ибо один всё время злобно повторял: «Да хватит с ним говорить!», а второй — по-доброму: «Вам нужно сейчас думать, Игорь Игоревич, как не получить ПЖ». И я попросил, чтобы меня увели в камеру. А ещё через день меня посетили представители МВД из отдела по борьбе с организованной преступностью. Я попросил их представиться — один назвался полковником Фурманом. Другой — полковником Корейбой. Не расслышав, записывая на листе бумаги, я переспросил: «Корейка?»

— Корейба, — раздражённо ответил тот, кто сидел за столом.

Второй стоял у окна и практически всё время молчал. Корейба сказал, что его прислал поговорить со мной генерал Опанасенко.

— Это тот, кто в РОВД давал команду меня бить? — спросил я.

— Да слышишь, ты! — стал повышать на меня голос Корейба. Потом перешёл на украинский: — Пэтро Мыкытовыч дуже порядна людына. А тебе я ещё сделаю, — снова перешёл на русский.

— Хватит, хватит, — говорил ему Фурман.

Я нажал на кнопку — в кабинет заглянул дежурный. Я попросил меня увести.

Утром я отправил заявление в прокуратуру с просьбой оградить меня от посещений представителей МВД, а также описал предмет разговора и указал фамилии приходивших, и что расцениваю их приход как психологическое давление на меня перед судом. А на начальника СИЗО СБУ написал заявление, чтобы без присутствия адвоката ко мне никого не пускали. Позже я получил ответ из прокуратуры, что беседа Фурмана и Корейбы, по результатам проверки, проходила со мной в установленном законом порядке. (А потом Владимир Тимофеевич показывал в деле разрешение, которое Фурману и Корейбе на моё посещение-свидание выдал следователь Демидов за несколько дней до передачи дела в суд. Моей жене Демидов в свиданиях отказывал. Также в деле была объяснительная от Фурмана и Корейбы, которые написали, что приходили ко мне, чтобы расспросить о новых преступлениях. «Ты говоришь, что тех не совершал, — улыбнулся тогда Владимир Тимофеевич, — а они пришли расспрашивать о новых».) Адвокат сказал, что теперь, когда дело передано в суд, без разрешения судьи меня никто посещать не будет. На конец марта было назначено распорядительное судебное заседание Апелляционного суда г. Киева, на котором под председательствованием судьи Лясковской должен был решиться вопрос, будет ли дело принято к слушанию. Хотя по закону присутствие подсудимых на распорядительном заседании было не обязательно, я изъявил желание присутствовать и направил по этому поводу ходатайство в суд.