Большой треугольник! или За поребриком реальности! Книга первая

— Ваша честь, это Вы такая добрая, хорошая и честная, но судьи бывают разные.

По занятым первым трём рядам в зале прокатился негромкий смех.

А Светлана Кондратович, сидевшая во втором ряду, сымитировала хлопанье в ладоши.

— Цыплят по осени считают, — ответила мне судья Лясковская. — А если Ваши болельщики не будут соблюдать порядок и тишину, — она посмотрела в сторону Кондратович, — то я их удалю из зала.

— Я настаиваю на проведении аудиозаписи, — сказал я.

— Я поняла, — ответила судья Лясковская, после чего объявила перерыв до тех пор, пока зал не оборудуют техническими средствами: клетку для подсудимых, столы адвокатов, судебных заседателей и судей — микрофонами, а стол секретаря — компьютером с устройством для записи дисков (DVD).

В СИЗО СБУ я больше не содержался в одной камере с Сашей Ефремовым. Не потому, что два медведя в одной берлоге не сидят или гусь свинье не товарищ, как иногда в тюрьме мотивировались разъезды, а потому, что я курил, а Саша — нет, и ему это действительно доставляло определённые неудобства. Я написал на имя В.Ф. Петруни заявление, чтобы меня отсадили от Ефремова, а также ходатайство с просьбой содержать меня по собственному желанию одного в камере. Петруня моё ходатайство удовлетворил. Но на обходе сказал, что один я буду содержаться недолго, ибо по требованию Европы и «Конвенции о защите прав человека и основных свобод» СИЗО СБУ расформировывают. Будут существовать следственные изоляторы, которые подчинены Министерству юстиции. На обходе Петруня сказал мне, что меня, как и других подследственных, содержащихся тут, могут увезти в любой день. Но если я хочу ускорить процесс, то мне нужно подать соответствующее ходатайство на имя судьи. Я сказал Виталию Фёдоровичу, что мне у него лучше, чем в СИЗО № 13. Петруня ответил, что меня не выгоняет, но ему, как начальнику, хотелось бы, чтобы всех побыстрее увезли.

Поэтому на следующее судебное заседание я подготовил на имя Лясковской два ходатайства. Первое — о приобщении 25 томов (с показаниями в заявлениях и жалобах обвиняемых, которые находились в следственном отделе прокуратуры как вещественные доказательства) к делу и ознакомление с ними. И второе — о переводе меня из СИЗО СБУ в СИЗО № 13. Ходатайства я заявлял устно, но рукописные копии отдавал секретарю для приобщения к материалам дела.

Зал был оборудован техническими средствами, и следующее судебное заседание началось как раз в тот день, который назначила Лясковская. Клетка и столы были оборудованы микрофонами, на столе секретаря стоял компьютер.

— Теперь они могут слушать, о чём говорят в клетке, — один подсудимый кивнул на окошки под потолком для проектора, в которых горел свет и, казалось, двигались люди.

Лясковская проверила наличие адвокатов и объявила судебное заседание открытым. На вопрос судьи, есть ли у участников процесса ходатайства, я заявил ходатайство о приобщении находящихся в прокуратуре 25 томов с заявлениями и жалобами обвиняемых к материалам судебного следствия. Лясковская спросила мнение всех участников процесса — прокурора, подсудимых и адвокатов, которые поддержали моё ходатайство, — и удовлетворила его. Потом спросила: «Всё, Шагин?» Я сказал, что нет, и заявил ходатайство о переводе меня из СИЗО СБУ в СИЗО №13.

— Как мёд, так ложками! — сказала мне Лясковская и удовлетворила ходатайство.

Потом такое же ходатайство она удовлетворила Гандрабуре. Потом обвиняемые начали подавать ходатайства об ознакомлении со всеми 25 томами дела. Она удовлетворила эти ходатайства, в том числе и моё, и объявила судебное заседание закрытым.

В СИЗО СБУ я находился ещё несколько дней. Потом дежурный заказал меня с вещами. Меня сопроводили на первый этаж, в боксик, куда прапорщик Женя принёс со склада мои сумки. Я расписался в ведомости, что всё в наличии и претензий не имею, и попрощался с прапорщиком Женей. Потом в боксик зашёл Петруня. Он попрощался со мной за руку и пожелал благополучия. Я в ответ пожелал Петруне крепкого здоровья и поблагодарил его за человеческое отношение. Петруня сказал, что это его работа, которую он любит. Я ещё раз сказал спасибо, и Виталий Фёдорович вышел из помещения боксика.

Потом зашёл водитель микроавтобуса — того самого, который вёз меня из СИЗО № 13 в СИЗО СБУ. Пока Женя выносил из боксика мои сумки, водитель (он представился Сергеем) пожал мне руку и пожелал, чтобы у меня всё сложилось благополучно. Потом улыбнулся и сказал, что прапорщица, которую я угостил голубикой, — это его супруга.

— Мне неудобно Вас, Игорь Игоревич, везти в «стакане» — я бы мог Вас посадить на пассажирское сиденье рядом с собой, — сказал Сергей.

Потом сделал паузу и посмотрел на меня, и уже что-то хотел добавить, например по поводу инструкций или что-то другое, чётко следуя указанию начальника, но я оборвал его словами, что поеду в «стакане», и поблагодарил за доброе ко мне отношение.

В машине, в железном «стакане», я ехал один. Не было милиционеров в чёрной форме с автоматами в качестве сопровождения. И второй железный «стакан» был пустой.