Большой треугольник! или За поребриком реальности! Книга первая

Маркун писал, чтобы я ни в коем случае не верил Максу, что он — рыжая шельма (Маркун сам был ярко-рыжим, и в тюрьме его называли либо «рыжим», либо (редко) «солнышком»). Он писал, что переехал на «мой» этаж, поскольку чувствует, что сюда сместился центр. (А не на запах, как думал я, ибо корпусной Сергей вполне мог обойти все «центровые» камеры Киевского централа (так ещё называли СИЗО-13) и сказать, что весь запас «настроения» (так называли коноплю) находится в камере № 7. А почти все центровые камеры — видимо, благодаря тому, что МВД продолжало рекламировать «Топ-Сервис», а они, которых, по обвинению, я организовал в банду, обвинялись в убийстве, как говорили в тюрьме, почти вора в законе и смотрящего за Киевом Князева, — были заняты Маркуном и другими проходящими по этому делу. И они — Маркун и другие — чувствовали себя там, по-видимому, довольно-таки неплохо. И не казалось, что по крайней мере тут, в СИЗО, кто-то их собирается резать на ремни.) Маркун писал, что в камере, где он находится, почти сорок человек, и дал понять, что почти все — его шныри. Но, так как почти никто из них не получает передачи, если мне надо, я могу для себя передачи загонять на них — они часть оставят себе, а остальное он пиханёт мне. А также, что Маркун может хранить у себя мой мобильный телефон и по первому требованию через дежурного передавать мне.

Все ответы на малявы я Маркуну передавал на словах через Макса. Не желая быть как-то связанным с Маркуном, не говоря уже о чём-то общем, и в то же время не желая пренебрегать откровенно заботливым его отношением ко мне, которое, видимо, состояло в получении какой-то доли с предполагаемых передач, я предложил Максу, обращавшемуся ко мне то за чаем, то за сигаретами, то за мучным или сладким, самому разрешать все эти вопросы через сокамерников Маркуна. Он пару раз приносил фамилии, и Вика передавала на них стандартный набор продуктов. Оговорённую часть Макс забирал себе. Но, как позже сказал Маркун, никаких передач не было.

По поводу телефона я через Максима передал, что в камере телефона не имею, поскольку в этом нет необходимости. В то же время вопрос с мобильным телефоном в камере был разрешён очень просто и без всякого обмана агентом (Димой) начальника оперчасти. В камере телефона не было, то есть он там не хранился. Телефон «Эриксон» и шнурок зарядки (который потом был укорочен до двух сантиметров и ко второму концу которого был присоединён пальчиковый разъём для стереонаушников, так как бритва «Филипс», внутри которой была сделана зарядка, всё ещё оставалась у меня) были принесены корпусным Сергеем в одном из кульков с продуктами (конфетами и шоколадками от мамы из Санкт-Петербурга), которые он никогда не развязывал, так как скотч оставался целым, и находились в мятой пачке из-под сигарет с фильтром (куда «Эриксон», обёрнутый в пищевую полиэтиленовую плёнку, помещался тютелька в тютельку), лежащей на улице под стеной СИЗО (то ли в траве, то ли на земле, то ли на асфальте — понять было невозможно). К телефону — к полиэтилену со стороны антенны — подвязывалась тонкая (0,012) рыболовная кевларовая нить (нить была очень тонкая, очень прочная и серого цвета — из моих запасов). И на этой нити в окно, в пачке сигарет, через щель между «баяном» (железный лист с дырками в виде жалюзи, крепящийся на окно со стороны внешней стены) и стеной (камера была на первом этаже) спускался, а фактически выбрасывался на землю в два или три часа ночи (после того, как все поговорят).

На улице телефон лежал весь день, до десяти-одиннадцати часов вечера. А потом быстро за нить снова затягивался в камеру. Со стороны улицы нить явно была незаметна. Пачка с телефона ни разу не слетала и раз в несколько дней менялась на новую. А мусор на улице либо плохо убирался хозработниками, либо пачка из-под сигарет лежала в неприметном месте. Нить же была привязана с краю к одной из железных полос «баяна» и замазана грязью. Пальцем нащупывалась, когда нужно было достать телефон. Шмонщики, хоть и лазили по окну железными крючками, ища трещины или полости, в которых, например, могли бы быть спрятаны деньги, но до места крепления нити и самой нити никогда не доставали. И, видимо, потому, что не имели к этому цели (вряд ли бы кто хранил дорогой аппарат лежащим в сигаретной пачке под окном на земле). Второй аппарат — «контролируемый» — за плату, как и раньше, приносил Сергей-корпусной (день, ночь, два дня выходных), и я мог всегда пожелать спокойной ночи Оле и маме.