Читаем Большой треугольник! или За поребриком реальности! Книга первая полностью

Владик предложил мне свою нару у окна. Но я, сославшись на то, что там дует, занял бывшее место Тайсона. А Тайсон разместился на койке рядом со мной через проход.

Закончив раскладывать вещи, я собрался себе что-нибудь приготовить. А ребят попросил ни в чём себе не отказывать. Владик сказал, что уже обедал. А Тайсон — что приготовит всё сам на себя и на меня.

В то время как Тайсон занимался приготовлением пищи, в камеру открылась дверь, и из суда вернулся Петруха. Он зашёл в камеру и сразу направился ко мне, как будто мы были знакомы. На вид ему было лет тридцать пять — сорок, под два метра ростом и весом около 160 кг. Боров с круглым животом, надутыми щеками и лысиной на макушке. Он сказал, обращаясь то ли ко мне, то ли к Владику, что весь день просидел на боксах, а его подельников даже не подняли из камер («поднять» означало «вывести» по фене, наверное. И в деле даже встречались заявления следователей к главе следственной группы или прокурору «прошу Вас дать разрешение на поднятие Шагина») — что-то произошло с машиной. У Петрухи из стороны в сторону бегали глаза, и было понятно, на каких боксах он провёл весь день.

Когда еда была готова — сварен рис, порезана колбаса, хлеб и овощи, — я обратил внимание на то, что стол разделён на три части. С правой стороны лежала тканая скатерть, посредине — клеёнка, с левого края была крашеная дощатая столешница. Очевидно, для блатных, мужиков и петухов. Петухов в камере не было, но место для них было оставлено.

Тайсон сел посередине. А я переставил свои тарелки на край стола на деревянную столешницу. Сел с левой стороны от него и начал есть.

— А что ты там ешь, садись сюда, вот, с моей стороны, — сказал Петруха.

— Мне здесь удобно, — сказал я.

— Но ты, наверное, не знаешь, — вроде как давая мне свал, что по незнанке не считается, — у нас тут котловая хата.

— И что, это место для петухов? А для душевных петухов где места? — спросил я.

Петруха не понял и продолжил смотреть на меня.

— Для отрицалова, — сказал я, с левой стороны все были «отрицалово», и их взгляды были направлены то на меня, то на Петруху, а кое-кто уже начал вставать с нар или делал вид, что начал вставать.

— От первых показаний, — продолжил я, — явочники-хуявочники.

Петруха не показывал никому своё обвинительное заключение, и это было его право. Но прежде, чем определять места, ему бы следовало это сделать хотя бы на тот случай, что, может быть, найдётся более достойный на эту роль представитель так называемого блатного мира. И копия его обвинительного заключения от его подельника могла находиться у меня в сумке. А моё нежелание есть на месте Петрухи — на тканой скатерти, где, наверное, ели уже все, — возможно, было потому, что как раз то место я считал петушиным. А Петруху — рулём гарема.

Петруха так и не назвал место для душевных пидарасов, а ушёл к себе на нару.

А ко мне подошёл парень лет двадцати, ярко выраженный чеченец. Мы поздоровались за руку, и он представился: «Аслан». В отличие от всех остальных, он ел у себя на наре, потому что там ему было удобнее.

— Слушай, мне нужно отсюда уезжать, — перед отбоем, когда я расстилал нару, сказал мне Владик. — Как ты нарядил Петруху, так скоро на том же месте у тебя окажусь и я.

— Но ты же не называешь себя блатным или смотрящим. А показания можно выбить из любого. И из меня бы выбили, если бы мне было что на себя сказать или, выгораживая себя, валить на другого.

Я лёг спать. На следующий день, когда я приехал с суда, Петрухи в камере уже не было, а роль смотрящего перешла к Аслану.

В этот день в суде рассматривался эпизод убийства Хвацкого, заказчиком которого по обвинительному заключению выступал Ляшенко. Это был тот самый эпизод, опровергавший показания Старикова в исчезнувшем из дела протоколе, которые он не поддерживал, что все убийства ему заказывал Шагин.

Рассмотрение этого эпизода началось с того, что Ляшенко дал в суде показания, что он знал Хвацкого, занимаясь финансовой деятельностью, связанной с заработком на разницах курсов валют, и получал у него консультации. Он собирался развивать отношения с Хвацким, и, так как последний был гражданином Израиля и в Украине о нём было мало что известно, он искал людей, которые бы могли о человеке — в частности, о Хвацком — собрать информацию.

Его родственник Демьяненко, один из учредителей ООО «Топ-Сервис», познакомил его со Стариковым, который сказал, что может такую информацию собрать за 500 долларов в неделю. Точнее, Старикова Демьяненко представил Ляшенко как директора станции техобслуживания американских автомобилей, на которой Ляшенко ремонтировал свой «Форд Мустанг». И в процессе развития отношений Стариков сказал, что может оказать такую услугу.

Через некоторое время Ляшенко узнал от Старикова, что Хвацкий имеет в Киеве две квартиры, что он предположительно гомосексуалист и имеет двух любовников. И адреса фирм и банков, которые он посещает, и частных квартир.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Последний
Последний

Молодая студентка Ривер Уиллоу приезжает на Рождество повидаться с семьей в родной город Лоренс, штат Канзас. По дороге к дому она оказывается свидетельницей аварии: незнакомого ей мужчину сбивает автомобиль, едва не задев при этом ее саму. Оправившись от испуга, девушка подоспевает к пострадавшему в надежде помочь ему дождаться скорой помощи. В суматохе Ривер не успевает понять, что произошло, однако после этой встрече на ее руке остается странный след: два прокола, напоминающие змеиный укус. В попытке разобраться в происходящем Ривер обращается к своему давнему школьному другу и постепенно понимает, что волею случая оказывается втянута в давнее противостояние, длящееся уже более сотни лет…

Алексей Кумелев , Алла Гореликова , Игорь Байкалов , Катя Дорохова , Эрика Стим

Фантастика / Современная русская и зарубежная проза / Постапокалипсис / Социально-психологическая фантастика / Разное
Разум
Разум

Рудольф Слобода — известный словацкий прозаик среднего поколения — тяготеет к анализу сложных, порой противоречивых состояний человеческого духа, внутренней жизни героев, меры их ответственности за свои поступки перед собой, своей совестью и окружающим миром. В этом смысле его писательская манера в чем-то сродни художественной манере Марселя Пруста.Герой его романа — сценарист одной из братиславских студий — переживает трудный период: недавняя смерть близкого ему по духу отца, запутанные отношения с женой, с коллегами, творческий кризис, мучительные раздумья о смысле жизни и общественной значимости своей работы.

Дэниэл Дж. Сигел , Илья Леонидович Котов , Константин Сергеевич Соловьев , Рудольф Слобода , Станислав Лем

Публицистика / Самиздат, сетевая литература / Разное / Зарубежная психология / Без Жанра
Православие. Тома I и II
Православие. Тома I и II

Оба тома «Православия» митрополита Илариона (Алфеева). Книга подробно, обстоятельно и систематически расскажет о истории, каноническом устройстве, вероучении, храме и иконе, богослужении, церковной музыке Православия.Митрополит Иларион (Алфеев) в предисловии к «Православию» пишет: «Основная идея данного труда заключается в том, чтобы представить православное христианство как цельную богословскую, литургическую и мировоззренческую систему. В этой системе все элементы взаимосвязаны: богословие основано на литургическом опыте, из литургии и богословия вытекают основные характеристики церковного искусства, включая икону, пение, храмовую архитектуру. Богословие и богослужение влияют на аскетическую практику, на личное благочестие каждого отдельного христианина. Они влияют на формирование нравственного и социального учения Церкви, ее догматического учения и канонического устройства, ее богослужебного строя и социальной доктрины. Поэтому обращение к истории, к истокам будет одним из лейтмотивов настоящей книги».О предполагаемом читателе своей книги митрополит Иларион пишет: «Особенностью настоящего труда и его отличием от названных вводных книг является стремление к достаточно подробному и объемному представлению материала. Адресатом книги является читатель, уже ознакомившийся с «азами» Православия и желающий углубить свои знания, а главное — привести их в систему. Книгу характеризует неспешный ритм повествования, требующий терпеливого и вдумчивого чтения».

Иларион Алфеев , Митрополит Иларион

Разное / Без Жанра / Православие