Читаем Большой треугольник! или За поребриком реальности! Книга первая полностью

Через некоторое время за мной пришли офицер, корпусной и конвоир с собакой, и через подземный туннель и следственку, уже пустую от посетителей, адвокатов, следователей и подозреваемых, меня повели в административный корпус к начальнику СИЗО Скоробогачу. В сопровождении офицера я зашёл в кабинет, поздоровался и назвал свою фамилию. Скоробогач строго посмотрел на меня.

— Осуждённый к пожизненному заключению, — поправил он. После чего сказал, что в течение тридцати дней я могу подать кассационную жалобу на приговор. — Камера нормальная, но мест у нас маловато — придётся потерпеть. Со временем что-нибудь придумаем. — И спросил: — Мыслей совершить суицид нету?

— Нету, — ответил я.

— Уводите, — сказал Скоробогач.

Я попрощался, и офицер, открыв дверь, дал мне команду выходить в коридор.

Так же в сопровождении кинолога с собакой и с руками в наручниках, застёгнутых за спиной, меня отвели на корпус «Катьки». Корпусной открыл железную дверь, которая вела в противоположное крыло от того, где находилась камера, в которой я содержался до осуждения. Он сказал, что мои вещи уже в сумках на складе и что я смогу выписать то, что можно.

Мы прошли по коридору первого этажа левого крыла «Катьки», повернули за угол (конвоир с собакой следовал за нами) и поднялись по узкой, чуть больше ширины человека, лестнице с побелёнными стенами и низким потолком, этажом выше, где находился второй этаж «бункера» ПЛС. Корпусной открыл железную дверь, и вперёд прошёл высокий капитан режимного отдела Максименко. Он был мужем прапорщицы, разносившей передачи, сын знакомой которой — Дима — когда-то содержался со мной в одной камере. Максименко имел репутацию строгого, но справедливого режимного работника. Наши отношения были хорошими. И сейчас, когда я был в оранжевой робе, он смотрел на меня с состраданием или даже с недоумением.

— Открой рот, — сказал он, и я не понял команду. — Открой рот, высуни язык.

Я сделал, как он сказал.

— Закрывай, — сказал он, убедившись, что я ничего там не спрятал. Пока контролёр возился с замком, Максименко дал мне команду встать к стене и задумчиво добавил:

— Как же так, Игорь?

Я сохранял молчание. И он как будто так же задумчиво сам себе ответил:

— От тюрьмы и от сумы не зарекайся. И что дальше? — спросил он.

— Верховный суд, — ответил я.

— Ну, давай, старайся не задерживаться тут, — сказал Максименко.

Пока грюкал замок, я осмотрелся по сторонам. Мы находились в небольшом коридоре. С одной стороны были застеклённые, зарешечённые большие окна, с другой — пять или шесть дверей камер. Дальше коридор поворачивал буквой Г. На полу был линолеум, потолок белый, стены покрашены масляной краской в салатовый цвет. Тяжело и быстро дышала за спиной собака. Дверь открылась, и я прошёл в камеру. Там был полумрак. Я увидел два силуэта в футболках и оранжевых штанах. В это время закрылась дверная решётка и контролёр сказал подать руки через окошко в решётке. С меня сняли наручники. Дверь закрылась, и я поздоровался с новыми сокамерниками. Дима — среднего роста худощавый парень лет тридцати — протянул мне руку. Второй сокамерник, Анатолий, был лет на десять постарше. Он тоже, как и Дима, был пострижен налысо. Лицо округлое, но щёки впалые. Дима подошёл к двери, постучал и позвал дежурного.

— Выдайте подушку и матрас, — сказал он.

— Сейчас всё выдадим, — ответил дежурный.

Камера — одна из шести, расположенных на втором этаже участка ПЛС (пожизненного лишения свободы), — в которой я сейчас находился, была общей площадью не более шести квадратных метров: около двух в ширину и чуть больше трёх — в длину. Рассчитана она была на двух человек. Под левой и правой стенами — двое одноярусных нар. Поверх матрасов — тёмные тюремные одеяла. Наволочки на подушках серо-жёлтого цвета. Оконный проём закрывала накладная решётка в мелкую ячейку. За решёткой — оконная рама с оргстеклом. За ней — решётка из толстых квадратных металлических прутьев. Дальше — «баян» (железные полосы, наваренные одна на одну в виде жалюзи). Ниже оконного проёма — двухъярусная металлическая полка из сварного уголка и ДСП, прикреплённая к нижнему краю первой накладной решётки. Свет через окно не проходил, и оконная стена казалась третьей глухой стеной. Ниже полки — розетка. На полу — плитка; расстояние между нарами — не более пятидесяти сантиметров. Стены выкрашены синей масляной краской, потолок побелён. Эмалированный умывальник с холодной водой и туалет типа «дючка» с полустенком. Из отдушины светила шестидесятиваттная лампочка.

Открылась кормушка, и дежурный сказал подходить по одному и подавать руки. Наручники были застёгнуты впереди и дежурный дал команду отойти к стене под окно. Открылись дверь и железная решётка.

— Забирай, — сказал дежурный.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Последний
Последний

Молодая студентка Ривер Уиллоу приезжает на Рождество повидаться с семьей в родной город Лоренс, штат Канзас. По дороге к дому она оказывается свидетельницей аварии: незнакомого ей мужчину сбивает автомобиль, едва не задев при этом ее саму. Оправившись от испуга, девушка подоспевает к пострадавшему в надежде помочь ему дождаться скорой помощи. В суматохе Ривер не успевает понять, что произошло, однако после этой встрече на ее руке остается странный след: два прокола, напоминающие змеиный укус. В попытке разобраться в происходящем Ривер обращается к своему давнему школьному другу и постепенно понимает, что волею случая оказывается втянута в давнее противостояние, длящееся уже более сотни лет…

Алексей Кумелев , Алла Гореликова , Игорь Байкалов , Катя Дорохова , Эрика Стим

Фантастика / Постапокалипсис / Социально-психологическая фантастика / Разное / Современная русская и зарубежная проза
Разум
Разум

Рудольф Слобода — известный словацкий прозаик среднего поколения — тяготеет к анализу сложных, порой противоречивых состояний человеческого духа, внутренней жизни героев, меры их ответственности за свои поступки перед собой, своей совестью и окружающим миром. В этом смысле его писательская манера в чем-то сродни художественной манере Марселя Пруста.Герой его романа — сценарист одной из братиславских студий — переживает трудный период: недавняя смерть близкого ему по духу отца, запутанные отношения с женой, с коллегами, творческий кризис, мучительные раздумья о смысле жизни и общественной значимости своей работы.

Дэниэл Дж. Сигел , Илья Леонидович Котов , Константин Сергеевич Соловьев , Рудольф Слобода , Станислав Лем

Публицистика / Самиздат, сетевая литература / Разное / Зарубежная психология / Без Жанра