Большой треугольник! или За поребриком реальности! Книга первая

Дима вышел в коридор и в двух руках, застёгнутых наручниками, за края занёс в камеру скатку и в ней — одеяло и подушку. Дверь закрылась, и дежурный спросил, чтó мне нужно из вещей. Я попросил личное постельное бельё, свои одеяло и покрывало, мыло, зубную щётку, пасту, электробритву «Филипс», разрешённую на ПЛС, полотенца, банные тапочки, мочалку, несколько футболок, пару комплектов нижнего белья, спортивный костюм, разрешённый для ношения в камере (за пределы камеры выход только в оранжевой робе, посему находящихся на участке ПЛС называли «апельсинами»; а ещё — «пыжиками» от слова «ПЖ», которое в свою очередь являлось производным от слова «пожизненное»), кипятильник, ложки, миски, кружки (на участке ПЛС была разрешена только пластмассовая посуда), несколько моих блоков сигарет, а также все мои бумаги по делу и письменные принадлежности. Через некоторое время дежурный принёс вещи и список имущества, оставшегося на складе. И выдал всё через кормушку, включая продукты, которые остались в камере, собранные и аккуратно сложенные Саидом. В пакете была записка: «Держись. Привет от Аслана и Тайсона».

Дима скатал на наре свой матрас и сказал, что я буду спать на его месте. Я попытался возразить, но Дима наотрез отказался меня слушать.

— Нет-нет, — сказал он, — по-другому не будет. Ты только заехал, а я уже тут девять месяцев. И мне даже удобнее спать на полу. Я так и делал. Вот, спроси, — он посмотрел на Толика. — Прошлым летом была жара и духота. И уже скоро лето.

В 1997 году на исполнение высшей меры наказания — расстрела — был введён мораторий. Говорили, что он был введён ещё в 1995-м, но расстреливать продолжали до 1997-го. В феврале 2000 года в Уголовный кодекс 1960 года были внесены изменения: упразднён расстрел, и в качестве высшей меры наказания введено пожизненное заключение. Были споры, что по нормам законодательства все, кто попал под мораторий из-за упразднения смертной казни и максимального наказания в кодексе на тот период 15 лет, должны были быть переосуждены на этот срок. Однако вопрос был разрешён не в пользу осуждённых. И сейчас участки ПЛС в следственных изоляторах были забиты как теми, кому расстрел заменили на пожизненное заключение, так и теми, кому пожизненное заключение уже давали по новому Уголовному кодексу 2001 года. А поскольку для государства это был новый вид наказания, участки пожизненного заключения в колониях ещё только начинались строиться.

Я не стал возражать Диме, и он положил на нару мою скатку, а я застелил её. Свою скатку Дима обвязал тряпичной лентой из куска сшитой материи, положил под стену на пол и разместился, присев на нару, рядом с Анатолием. Я засунул свои вещи в принесённой сумке под нару и угостил новых соседей сигаретами.

Открылась кормушка, и дежурный спросил, будем ли мы что-нибудь брать на ужин. Я сказал, что на первое время еда есть и что моя супруга Ольга в ближайшее время принесёт передачу на моё имя и (если не возражают) позже — на их фамилии. Передача неутверждённому была положена раз в две недели, а утверждённому на ПЛС — раз в полгода. Я предложил попить чаю, а потом приготовить что-нибудь на ужин. Дима отдал мне одну из своих пластиковых тарелок и пластмассовую кружку.

— Тут вот тоже есть кое-что поесть, — он показал на стоящий в углу кулёк. — Это «общак», который передают с корпуса на «бункер».

Я из любопытства посмотрел. Пакет был полон прозрачных заводских упаковок быстро запаривающейся рисовой каши, внешне напоминавшей перемолотые в порошок кукурузные палочки серого цвета. Она запаривалась в мучную безвкусную похлёбку, однако есть такую кашу с солью или приправой было можно. В пакете лежал небольшой кулёк с распечатанными куриными кубиками вперемешку с пакетиками приправ из «мивины».

— Что не едят сами, гонят сюда, — улыбнулся Дима. — И это хорошо, но можно жить и на баланде; правда, хлеб не очень. Едим только корки, а иногда сушим сухари. Ещё, бывает, передают сигареты, иногда даже по паре пачек с фильтром. Обычно без фильтра. Чай грузинский.

— У меня есть чай, — сказал я и предложил попить.

Дима поставил кипяток. Толик достал из кульков продукты. Дима сказал, что последний раз свободские продукты он ел год назад.

После ужина и вечерней проверки, о которой стало известно из голосов и щелчков электрозамка на входной двери на этаж участка ПЛС (по камерам никто не ходил), примерно в девять вечера (часы, как и на корпусе, там были запрещены), оставив все разговоры на завтра, Дима предложил мне пораньше лечь спать. Я накрылся одеялом. Дима раскатал свой матрас и, застелив такую «кровать» в проходе между нарами, пожелал мне спокойной ночи. На противоположной наре, отвернувшись к стене, уже спал Анатолий. Я ничем не подпитывал и не вскармливал мысли о своём осуждении к пожизненному заключению при очевидной невиновности и очевидном отсутствии доказательств моей вины, а принимал это как судебную ошибку и верил в восстановление справедливости в Верховном суде. Применив «я тут на один день, завтра буду дома», я лёг спать.