Читаем Большой треугольник! или За поребриком реальности! Книга первая полностью

Мама продолжала стоять на коленях у клетки и что-то говорила, но я не слышал. С моих плеч вдруг спал чудовищный груз, и я почувствовал усталость от оставленной непомерной ноши. Таня, моя сестра, оторвала одну, потом другую мамины руки от решётки и помогла ей встать. Конвоиры подгоняли людей. Через некоторое время зал был пуст. И я уже увидел маму с сестрой за окном, со спины. И по маминой медленной, сгорбившейся, тяжёлой походке казалось, будто, весь груз лёг на её плечи. Вечером я был в камере. Дима на меня не приготовил ужин.

Ночью мела метель. Ветер бил в металлизированное стекло, загоняя мелкие кристаллы снега под «баян», за решётку окна и в трещину пластикового стекла. Рифлёная матовая поверхность металлизированного «баяна» тускло светилась желтоватым пятном от включённого то ли на вышке, то ли закреплённого на краю крыши здания прожектора. Казалось, на собачнике выла собака. А может быть, это натянутые ряды и накрученные спирали колючей проволоки, обдуваемые резкими порывами ледяного воздуха, создавали протяжный вой.

Утром прогулочные дворики замело. Под стенами снега было по колено. Контролёр с трудом открыл дверь. Руки холодили наручники.

В камере было холодно. По телевизору вперемешку с предновогодней рекламой шла реклама кандидатов в Президенты, повторное голосование за которых, назначенное на двадцать шестое декабря, должно было состояться через десять дней. Мы с Димой смотрели новогодние фильмы, избегая разговоров о Верховном суде и вынесенном приговоре. Вечером после проверки Сергей — корпусной — принёс телефон, и я позвонил Оле. Спросил, почему её не было в зале суда.

— Я была в церкви. Не работает, — то ли с сожалением, то ли с иронией сказала она.

Оля сказала, что Владимиру Тимофеевичу сообщили, какой будет приговор. Но до конца и он не верил, что такое может быть.

Потом я позвонил маме. Её голос был удручённый, но волевой. Мама сказала, что Танечка уезжает в Санкт-Петербург, а она останется тут, чтобы в Новый год быть рядом со мной.

Через несколько дней меня посетил Владимир Тимофеевич, и я извинился перед ним.

— Да ну, все в порядке, — смутился адвокат, и мы договорились, что он меня посетит, как только получит определение Верховного суда.

— А что дальше? — спросил я.

— Дальше только Господь Бог, — с сожалением в глазах сказал Владимир Тимофеевич. — Но всё равно рано или поздно этот приговор будет отменён, — добавил он.

«Факты» и другие издания печатали статьи: «В деле... Шагина и “Топ-Сервисa” поставлена точка».

Позвонил Леонид.

— По телевизору снова крутят всякую хуйню, — сказал он и добавил, что уже не верит ни во что, но голосовать всё равно будет за Ющенко.

По камерам снова стали раздавать сигареты и чай. Но агитацию, за кого голосовать, не проводили — видимо, теперь опасались, что кто-нибудь из заключённых большими буквами поперёк всего бюллетеня напишет «он хотел меня подкупить» или что-нибудь ещё.

Прапорщик дал в кормушку четыре пачки сигарет без фильтра и две пачки грузинского чая.

— От кого? — спросил Дима.

— От Януковича, — ответил прапорщик, немного замявшись.

— Я брать не буду, — сказал Дима.

В день выборов повторного тура офицер протянул в кормушку два бюллетеня. Присутствующие из избирательной комиссии, наблюдавшие за процессом голосования на участке ПЛС, с любопытством поглядывали на заключённых и заглядывали в глазки.

Дима расписался в ведомости. Я сказал, что я — гражданин РФ. Офицер забрал второй бюллетень. К кормушке поднесли прозрачную стеклопластиковую урну. После чего женский голос сказал «спасибо», и дверца окошка для выдачи пищи закрылась. Вечером в день голосования по телеканалам показывали Центральную избирательную комиссию. И центральную площадь Киева, заполненную народом, ожидавшим результатов повторного тура. «Экзитпол» снова показал, что лидирует Ющенко. Избирательный штаб последнего снова заявлял о масштабных фальсификациях и подкупах избирателей со стороны, как считалось, провального кандидата.

Мы с Димой легли спать. Утром на следующий день с минимальным отрывом лидировал Ющенко. А через несколько дней ЦВК назвал его победителем.

— Мы немного не успели, — позвонил Леонид. — Там море звёзд получено и столько же бабла выкачано. Видя, к чему всё идёт, они были вынуждены пропихнуть дело через Верховный суд. Чтобы потом от этого дела не полинять. Иначе им было нельзя. Но сейчас другие люди, Игорёня. Они всё понимают и знают. И приговор отменят. Вот увидишь: всё будет хорошо.

Как значительно позже написала одна из малоизвестных региональных газет, оказавшаяся в руках у моей мамы, что именно это дело, по оценкам некоторых экспертов, помогло оторвать часть от пророссийского электората и повлиять на результаты выборов 2004 года.

Так это было или нет, сказать нельзя. Как и изменить ход истории. Демократические силы праздновали победу. Президент готовился к инаугурации. Украина двинулась в Европу. Я начал обдумывать обращение в Европейский суд.

Меня посетила Лысак.

— Ты видел? — спросила Елена Павловна.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Последний
Последний

Молодая студентка Ривер Уиллоу приезжает на Рождество повидаться с семьей в родной город Лоренс, штат Канзас. По дороге к дому она оказывается свидетельницей аварии: незнакомого ей мужчину сбивает автомобиль, едва не задев при этом ее саму. Оправившись от испуга, девушка подоспевает к пострадавшему в надежде помочь ему дождаться скорой помощи. В суматохе Ривер не успевает понять, что произошло, однако после этой встрече на ее руке остается странный след: два прокола, напоминающие змеиный укус. В попытке разобраться в происходящем Ривер обращается к своему давнему школьному другу и постепенно понимает, что волею случая оказывается втянута в давнее противостояние, длящееся уже более сотни лет…

Алексей Кумелев , Алла Гореликова , Игорь Байкалов , Катя Дорохова , Эрика Стим

Фантастика / Современная русская и зарубежная проза / Постапокалипсис / Социально-психологическая фантастика / Разное
Разум
Разум

Рудольф Слобода — известный словацкий прозаик среднего поколения — тяготеет к анализу сложных, порой противоречивых состояний человеческого духа, внутренней жизни героев, меры их ответственности за свои поступки перед собой, своей совестью и окружающим миром. В этом смысле его писательская манера в чем-то сродни художественной манере Марселя Пруста.Герой его романа — сценарист одной из братиславских студий — переживает трудный период: недавняя смерть близкого ему по духу отца, запутанные отношения с женой, с коллегами, творческий кризис, мучительные раздумья о смысле жизни и общественной значимости своей работы.

Дэниэл Дж. Сигел , Илья Леонидович Котов , Константин Сергеевич Соловьев , Рудольф Слобода , Станислав Лем

Публицистика / Самиздат, сетевая литература / Разное / Зарубежная психология / Без Жанра