Большой треугольник! или За поребриком реальности! Книга первая

Дверь-решётка в ближнее отделение открылась, и солдат сказал:

— Заходи!

Из отделения раздались голоса: «Подвиньтесь!»

Я пролез вглубь набитого людьми железного отсека, в котором находилось восемь или десять человек (столько же находилось в дальнем). Одни сидели на железных лавочках по двум сторонам, другие — на сумках в проходе, а третьи — у кого-то на коленях. Личные вещи были нагромождены перед ногами солдата, затем сдвигались к дальней решётчатой двери — таким образом освобождалось место для собаки. Лица окружающих были едва различимы. Люди поджались, и я втиснулся на лавочку. Через одного от меня сидел молодой парень, всё время пытавшийся заговорить с конвойным солдатом. ИВС был одной из точек, по которым делала объезд машина, двигаясь на тюрьму. Сначала по очереди объезжались РОВД, чтобы собрать людей на тюрьму.

— Сейчас ещё заедем заберём двух тёлок, — сказал солдат-конвоир этому парню, — а потом в СИЗО.

За женщинами автозак заезжал в последнюю очередь. Было около десяти утра, но на улице уже было жарко и солнечные лучи нагревали железную крышу. От светофора до светофора машина двигалась медленно, набирая скорость с характерным на высоком тону жужжанием двигателя и коробки передач. Курить можно было только на ходу. Конвойный требовал, чтобы на остановках при открытой двери все сигареты были потушены. Курящими были почти все, а вот курить почти ни у кого не было.

Если кто-то спрашивал, то я и другие, у кого были сигареты, угощали ими, передавали в соседний отсек, не забывая и про солдат-конвойных. Последние к заключённым относились лояльно, даже с некоторым состраданием и пониманием.

Через некоторое время машина подъехала к ещё одному РОВД. Загрузили трёх девочек, две из них разместились на сумках, а одна — которая помоложе (вернее, совсем юная) — стояла у самой двери. Те, которые были постарше, разговаривали с солдатами. Солдаты отвечали, что собака не кусается.

— Сидеть, Рекс!

Та, которая помоложе, смотрела в решётчатое окно железной двери; с ней всё время пытался заговорить парень, сидевший у решётчатой двери: откуда она, сколько ей лет, как её зовут и какая у неё статья.

— Двести двадцать девятая, — отвечала девочка (наркотики).

— С суда пойдёшь домой, а мне десятку навалят. Светани — подними футболку, давай, ну что тебе стоит!

Девчонка, смутившись, улыбалась.

Машина повернула и остановилась. Раздался звук бегущего ролика отъезжающих ворот. Автозак тронулся с места, проехал немного и остановился.

— Так, тушите сигареты, — сказал солдат, — приехали.

Через некоторое время зазвенели более тяжёлые ворота — машина заехала в «конверт» и остановилась около приёмной рампы следственного изолятора. Девочек быстро забрали. Собаку вывели из будки зака, и началась выгрузка. По одному арестованные выходили с вещами из машины и размещались в приёмном отсеке — светлом помещении с окрашенными в салатовый цвет стенами. Арестованные размещались вдоль стен перед решёткой, отгораживавшей проход. И после того как ДПНСИ (дежурный помощник начальника следственного изолятора) — высокий худощавый офицер в широкой фуражке и тёмных очках — называл фамилию и названный выходил к решётке и говорил «Я», офицер сравнивал его лицо с фотографией на карточке, пропускал через решётку, и арестованный, поворачивая налево, проходил в коридор, где располагались боксики, в один из которых контролёр закрывал арестованного до последующего обыска.

Фамилии назывались, и арестованные проходили через дверной проём в решётке. Я оставался последним, и тут со мной произошла заминка. ДПНСИ назвал мою фамилию, а потом спросил, продлевалась ли мне после трёх месяцев санкция.

— В деле её нету, — сказал офицер и удалился.

Солдат сказал мне, что, наверное, меня снова повезут в ИВС, ибо тюрьма без санкции не примет. У меня в душе блеснул лучик надежды. Может быть, действительно всё благополучно закончилось, прокурор во всём разобрался и не продлил мне санкцию? Однако через некоторое время конвейер снова двинулся. Видимо, был сделан звонок и было обещано, что мою санкцию подвезут позже. Я прошёл через решётку и в нерешительности повернул налево, оказавшись в длинном коридоре, по одну сторону которого было около десяти дверей, обшитых тонким железом, которое в некоторых местах вздувалось и прогибалось. На уровне человеческого роста в дверях были глазки, прикрываемые где резиновой, а где металлической круглой отодвигающейся пластинкой. На серо-жёлтой грязной дверной краске были натрафаречены большие красные цифры, обозначавшие номера боксиков. Пол коридора был покрыт серо-жёлтой плиткой для пола. Стены светлые; с потолка светили лампочки в стеклянных плафонах. По правой стороне коридора было несколько дверей и один проём типа небольшой комнатки. Там у стены стояла кушетка без спинки с сиденьем из коричневого кожзаменителя, а рядом с ней была покрашенная белой краской дверь с табличкой «Медицинский кабинет». Контролёр — молодой парень в форменных брюках и рубашке — спросил мою фамилию и закрыл меня в один из боксиков.