Большой треугольник! или За поребриком реальности! Книга первая

И более того, как мне сказал Владимир Тимофеевич, все они, поскольку и им следователем Демидовым было отказано в даче показаний по существу предъявленного обвинения от 26.06.2001, свои показания собственноручно излагали в форме заявлений (что Владимир Тимофеевич мне посоветовал делать также), которые сейчас были приобщены к материалам дела и содержались в его томах. В этих заявлениях они собственноручно писали о своём отношении к тем или иным эпизодам. А обосновывая свою непричастность к участию в банде, которую, согласно обвинению, я организовал вместе с Макаровым, прямо или косвенно свидетельствовали о том, что я являюсь не организатором банды, а напротив, потерпевшим от деятельности Макарова, подтверждая игнорируемые следствием мои первые и единственные показания о собственной невиновности.

Также Владимир Тимофеевич обращал моё внимание на другие собранные по делу доказательства, в частности по эпизоду убийства Князева, который мне не вменялся, но именно с раскрытия этого преступления по обвинению и заявлениям в СМИ началось разоблачение моей банды. А именно, согласно экспертизам и показаниям свидетеля, Князев был убит перед входными дверями городской больницы г. Киева из автомата, который при первом осмотре места происшествия найден не был. При повторном осмотре были найдены гильзы. А при третьем, ещё через две недели, был найден автомат, который, как писал в своих заявлениях один из обвиняемых по этому эпизоду — Ружин, — туда при нём принёс привязанным на верёвке генерал Опанасенко. Свидетель стрелявшего опознавал как Трофимова. А стрелявшим по делу проходил Рудько.

Адвокат указал мне и на бесчисленное множество процессуальных нарушений при проведении обысков, опознаний и других следственных действий, способствовавших следствию и главе следственной группы следователю Демидову сфальсифицировать материалы и сфабриковать дело.

На следственке я встретил Влада — того самого парня, с которым оказался в боксике в день своего перевода из ИВС в СИЗО. Влад на следственке был частым посетителем. В тюрьме, как он рассказывал, находился уже больше двух лет. Был вхож к оперáм, о чём, хотя прямо и не говорил, но старался давать понять. Предлагал разные услуги — от доставки спиртного до нахождения со мной в камере, — где он полностью мог бы обеспечить мой быт. На что я всегда отвечал, что буду находиться с тем, с кем меня разместит администрация, и не хочу создавать себе улучшенные условия содержания, понимая, что если в тюрьме что-то дают, то для того, чтобы это забрать. Однако именно у Влада, если у него было спиртное, я стал брать двухлитровую пластиковую бутылку водки, которую, перед тем как я уходил на следственку, умоляющими глазами просил у меня Палыч и которую Влад, возвращаясь вместе со мной, безопасно доставлял мне до камеры. А потом шёл к себе в камеру (тут же, на «Катьке») или с выводным Колей снова на следственку. Расчёт за спиртное также проводился Олей или Викой с девушкой, которую Влад назвал своим адвокатом. Но, возможно, это была просто его знакомая или жена.

Поскольку ни я, ни Палыч, ни Рыбчинский не получали и не писали записки (малявы), не передавали по камерам пакованы с сигаретами и чаем и были далеки от тюремного движения, сопровождаемого постоянным хлопаньем кормушки и мельканием по камере, у нас установилась спокойная и тихая обстановка. Днём каждый занимался своими делами: я в форме заявлений писал показания и отправлял их в прокуратуру; Рыбчинский молился, читал Библию и писал стихи; Палыч занимался бытовыми вопросами, на что вызвался сам — ремонтировал кипятильники, готовил еду. Мы вместе завтракали, обедали и ужинали. Смотрели новости и рано ложились спать. Утром все втроём ходили на прогулку. Правда, Палыч без особого желания, но всё же ходил, ибо не мог мне отказать.

Чтобы попасть во дворики, нужно было пройти в конец коридора и повернуть направо, а перед железной дверью, ведущей в «бункер» — на пост пожизненного заключения, — ещё раз повернуть направо и спуститься по лестнице вниз. Прогулочные дворики на «Катьке» были расположены во дворе тюрьмы. Они были в десять раз больше, чем самые маленькие дворики на «Кучмовке», «Брежневке» и «Столыпинке». Ввиду отсутствия на стенах выходов вентиляции и канализационных стояков воздух был свежий. Полы во двориках были не бетонные, а заасфальтированные. Все дворики были одного размера, так что не нужно было давать сигареты, и поскольку двориков было много, то за сигареты можно было купить лишний час прогулки. А так как дворики были не на крыше — казалось, что чувствовались притяжение Земли и близость к свободе.

После прогулки Палыч занимался, как обычно, приготовлением пищи: варил гречку или рис в пакетиках, чистил лук, чеснок, резал овощи, копчёное сало, курицу или колбасу.