—Не знаем, просто он, человек ваш, очень уж просил дозвониться по этому телефону. И нам желательно, чтобы вы забрали его поскорее.
—А сам он, этот человек, почему сам не может позвонить?
—А мы его не подпускаем к аппарату.
—Почему?
На том конце вздохнули.
—Ну, как вам сказать…
—Там и говорите, как есть.
—Да он весь в дерьме.
—Что значит, в дерьме?
—Воняет сильно, он три дня крутится вокруг туалета, сначала наши думали — просто пидор, оказалось нет, оказалось, болезнь у него.
—Как его зовут?
—Не говорит.
—Как он выглядит?
—Я же говорю — в дерьме. И рвется обратно к туалету станционному. Просит вас забрать его, и еще просит, чтобы вы психиатра с собою прихватили, чтобы укол ему… вы уж поспешите Бога ради, а то он нам провоняет все отделение, а выпустить нельзя, он опять к туалету ломанет, и все в женское отделение норовит. Это не всем, сами понимаете, нравится, хотя бы и болезнь.
—Как он выглядит, приметы! — ледяным тоном перебил размышления дежурного Владислав Владимирович.
—Помимо что в дерьме и воняет от него? Так это, у него лысинка, глаза скажем, голубые, один немного плохой. Роста среднего, щупловат. Возраст за пятьдесят, пожалуй.
—Ладно, хватит, выезжаю.
Часть 2.
1
—Что это? — спросил Владислав Владимирович у врача.
—Довольно экзотическое заболевание — капрологния. В острой, я бы даже сказал, чрезвычайно острой форме. Больного неудержимо тянет вдыхать запахи мочи, извините и фекалий. Это доставляет ему сильное сексуальное удовлетворение. Сейчас он очнется, некоторое время придется просидеть на укольчиках, чтобы снять обострение, а там подумаем о курсе лечения.
—Спасибо, — мрачно сказал Владислав Владимирович.
Доктор чуть поклонившись, вышел из палаты.
Роберт Игоревич открыл мутноватые глаза.
—Как вы?
Глаза закрылись, больной прислушивался к своему состоянию. Потом сказал:
—А он остроумный, гад.
—Кто?
—Наш Айболит–наоборот. Знаете, что он мне сказал на прощание?
—Что?
—Что мое место возле параши. Сначала незнакомое слово, а потом…
—Капрологния?
—Может быть, а потом… — из закрытых глаз Роберта Игоревича потекли слезы.
—В чем дело? — брезгливо спросил генерал.
—А мне, знаете, опять хочется туда.
—Куда?
—К вокзальному туалету. Это конечно и мучительно, и ужасно, и омерзительно, и стыдно, но я провел там три упоительных дня.
—Не знаю, чем вам помочь.
Лежащий вяло улыбнулся.
—Я все понимаю, это дико выглядит. Безусловно, я остаюсь в строю, буду терпеть, какие угодно уколы, но остаюсь в строю. Вы мне верите?
—Я вас слушаю.
—И на этом спасибо. Знаете, чего я боюсь больше всего?
Владислав Владимирович выразительно вздохнул.
—Что он угадал мою суть.
—Какую суть?