Большой вальс

— Отлично. Поездим в следующий раз. А сейчас я буду все время рядом. Смотрите! — Он закинул на сидение «джипа» свое оружие и поднял руки. — Я совершенно безоружен. Привет вам, косули!

— За это я награждаю вас личным призом! — Тони сняла со шляпы шарф и набросила на шею юноши.

— Нет, настоящие наездники носят приз вот так! — Он обернул голову тканью, завязав у виска тугой узел, — Подходит?

— Великолепно! Вы просто «алый всадник»! — захлопала в ладони Тони.

«Алый джигит» — мысленно поправил её Максим по-русски, в одно мгновение перелистав книгу своего детства с картинками циркового манежа и папы-Леши в красной черкеске…

Антония опустилась на жесткое сидение джипа с намерением стойко вынести испытание. Участники охоты, кто в машинах, кто на лошадях, рванулись вперед, вздымая тучи песка. Она подняла стекло и без всякого энтузиазма приказала шоферу: «За ними!»

Но постепенно спектакль, разворачивающийся в декорациях застывшего песчаного океана, заинтересовал Тони. Она начала различать среди всадников Хосейна и Бейлима, облаченных в белые бедуинские костюмы. Только вместо жгута-акаля, голову принца охватывал её шарф с развевающимися длинными концами. Зухрия оказалась прекрасной наездницей, не уступавшей мужчинам, и Тони ещё раз удивилась причудам этого мира, соединившего приметы разных цивилизаций.

Охота за косулями имела, скорее, символический характер, развиваясь по определенному сценарию, который пытался объяснить ей шофер на очень плохо французском. Но Тони не старалась вникнуть в суть дела, её больше интересовал юный всадник, не забывавший на полном скаку приблизиться к её джипу, демонстрируя виртуозное мастерство наездника. Скинув белые покрывала, мешающие движениям, Бейлим выделывал в седле трюки, которые Антония до сих пор видела лишь в цирке.

Бесстрашный, ловкий, лихой! Антония не удержала испуганный вопль, когда юноша, разогнавшись во весь опор, сорвал с головы и подбросил её шарф, а потом, поднявшись в стременах, поймал его и, опрокинувшись вниз, так, что голова почти касалась песка, понесся наперерез джипу. Шофер резко затормозил. Лошадь поднялась на дыбы, а ловкий наездник вновь вскочил в седло, размахивая как знаменем алым шарфом…

— Можно я оставлю его себе? — спросил в конце охоты Бейлим, прижимая к сердцу шарф. — Он пахнет тобой, то есть — вами!

— Конечно же! Ваше высочество заслужило сегодня значительно больших наград! — невинной улыбкой сопроводила Тони многозначительную фразу.

— Жаль, что так не думает мой отец, — ответил принц, уже приглашенный Хосейном на разговор в его кабинет.

Конечно же, не только Антония и гости, но и Хосейн заметил из ряда вон выходящее поведение принца. Он демонстративно манкировал ритуалом охоты, отбросив оружие и устроив представление для своей подруги. Но ведь это не семейная охота! Принц забыл, что за ним следили посторонние глаза.

— Бейлим, твое поведение сегодня достойно мальчишки. Мужчина всегда думает о том, что означают его поступки. Твои поступки означали пренебрежение традициями предков, законами гостеприимства (ведь кроме мадемуазель Браун у нас были и другие приглашенные), а также демонстрацию связи с женщиной-иноверкой. Я не возражаю против подобных привязанностей, однако надеялся, что мне не придется объяснять взрослому сыну законы приличия.

Бейлим, молчаливо слушавший наставления с опущенной головой, гневно блеснул глазами:

— Ты хочешь сказать, отец, что Антония может быть только моей любовницей? Или, вернее, уже есть…

Настала очередь удивиться Хосейну. Он уже получил от Амира подробное досье на Тони Браун, где в особой колонке были отмечены и Клиф Уорни, и лорд Астор, и жених — Феликс Картье. Именно это последнее обстоятельство позволило эмиру отнестись к увлечению своего сына довольно легкомысленно. Конечно, Антония — дочь Остина Брауна, что заставило эмира принимать её по самому высокому рангу. Не трудно предположить и увлеченность Бейлима, но Хосейн не мог предположить, что принц может думать о серьезных отношениях с фотомоделью, объявившей о помолвке.

— Мой мальчик, разве я вправе подумать что-то другое? Например, то, что наследник династии Дали Шахов вознамерится искать себе жену среди парижских манекенщиц…

— Антония — самая прекрасная женщина в мире! Кроме того, ты, отец, и сам, кажется, не избежал связи с иноверкой…

— Твоя мать была лишь моей наложницей. Даже при самой сильной страсти я не мог бы сделать её женой. Только жестокий случай заставил меня изменить принципам, а тебе — дал возможность унаследовать власть.

— Значит, я — ошибка судьбы, плод жестокого случая. Я полагал, что ты любишь меня, отец.

— Люблю, насколько отец способен любить своего сына и продолжателя рода… Но если бы у меня был выбор, я сделал бы наследником престола другого — плохого и нелюбимого, но рожденного в праведном, законном браке!

— Я намереваюсь предложить Антонии именно такой брак.

— Ты можешь предложить это лишь мусульманке или аристократке в трех поколениях, по крайней мере. — Голос Хосейна приобретал жесткость. — Ели, конечно, намерен остаться принцем.