Большой вам данке шён…

– И ночуют все в пижамах?! Ай, ай!

Обе с откровенным любопытством смотрят в окно на наш поезд, как будто хотят увидеть там людей в ночных рубашках. Но увы! Им не повезло.

Наш поезд, который стал поводом для их разговора, прошёл мимо, и они переключились на другую тему. А я сидела и думала, как бывает хорошо ехать в нашем поезде. С соседями по купе можно попить чаю, повести задушевные беседы на разные темы, даже поделиться секретами, заранее зная, что никто из своего окружения об этом не узнает. Да, вот мы такие, мы просто другие и имеем право такими быть. Уж пусть простят меня те немки, разговор которых я невольно подслушала. Не затыкать же уши.

* * *

С железнодорожной станцией в Шёнефельде у наших людей до поры до времени были связаны самые неприятные ощущения. А всё дело в том, что в подземном переходе, по которому нужно было пройти, чтобы пересесть на городскую электричку до центра Берлина (Александерплац), стоял наш патруль – два солдата и офицер. Никаких окольных путей не было. Путь был один, мимо них. Мы были ограничены в поездках по Берлину, не имели права самовольно посещать столицу. Были организованные экскурсии на автобусах, но это случалось довольно редко. Всем хотелось бывать там чаще. Не то чтобы мы любили всё запрещённое, даже в мыслях не было совершать что-нибудь неправильное. Просто Берлин манил нас своими магазинами, где был выбор на любые финансовые возможности. И какой выбор! Вот мы и не могли лишить себя такого удовольствия. Можно было просто прогуляться по историческому центру города. Хотелось вырваться из нашего привычного мирка за гарнизонным забором.

Сделаю небольшое отступление.

Где-то через месяц после нашего приезда в Германию, наш восьмилетний сын подошёл ко мне и спросил:

– Где мы сейчас живём?

Я начала ему объяснять, что это местечко называется Шперенберг, страна – Германия. Хотела уже взять географическую карту, но он меня прервал, сказав:

– Хватит, я понял, микрорайон Шперенберг, за забором.

Я не стала докучать ему объяснениями. Настанет время – поймёт.

Вот и ехали люди на свой страх и риск, но с надеждой на русский авось. Каждая поездка стоила больших переживаний и душевного волнения. Патруль стоял на своём посту, визуально проводил национальную идентификацию и отлавливал смельчаков, которые отважились на столь дерзкий поступок, как посетить столицу единолично, без всякого на то разрешения. А поймают – не поймают, это уж как карта ляжет. Пойманных отводили в комендатуру и им грозило наказание, а какое, решали только командиры воинских частей. Но больше всего люди боялись того, что их могут отправить в 24 часа на Родину. Этой формулировкой часто пугали, потому что на Родину ехать тогда никто не хотел. Всем хотелось остаться в Германии как можно дольше, во всяком случае, дослужить до положенного срока. Эти 24 часа воспринимались как угроза, наказание.

В Вюнсдорфе нашими военными корреспондентами издавалась газета. В одном из номеров этой газеты была напечатана статья, которая так и называлась «Пугают Родиной». А разве хотелось нашим людям, у которых жизнь проявилась во всей своей сладости и красоте, возвращаться домой, в нашу нищую страну, где не было никакого просвета, где назревали смутные времена перестройки? Наступали мрачные 90-е годы, были пустые магазины, талоны на продукты. Конечно же, нет! И тысячу раз нет! Возвращаться домой и сосать там лапу никто не хотел.

И только отъезд домой мог омрачить тогда ту светлую радость пребывания за границей. Все знают, что рано или поздно всему прекрасному приходит конец, и это сознание кратковременности момента жило в людях. А пока, будучи там, мы пребывали в лёгкой и праздничной атмосфере. А вдруг ещё у кого-нибудь не куплены сервизы «Мадонна» или «Роза»! Покупка шубы вообще под большим вопросом. Парочку дивандеков не мешало бы прикупить. Ведь это были наши золотые мечты! И душу просто жгла потребность приобрести всё это. Не секрет, что всем людям хочется одежды, еды, жилья.