Болтик

Максим засмеялся. Он представил Ивана Савельевича маленького, тощенького, в его, Максимкиной, вишневой форме, но с головой как сейчас – большой, седой, в белой фуражке. Иван Савельевич тоже усмехнулся.

– Да… А сейчас – только пассажиром. Да и то врачи не советуют.

– Сердце, да? – понимающе спросил Максим.

– А холера его знает… И сердце, и печенка, и селезенка, и все на свете… Я ведь, Максим, очень старый.

– Ну уж "очень", – вежливо возразил Максим.

– Очень, брат. У меня старший внук уже летает. А младшая вроде тебя. Чуть постарше, наверно. Недавно в пионеры приняли.

– Меня тоже послезавтра примут, – ревниво сказал Максим. – Уже на отрядном сборе у шестиклассников, у наших шефов, проголосовали. Меня бы и раньше приняли, да я в этой школе недавно.

– А, приглядывались, значит, – заметил Иван Савельевич.

– Наверно… Но теперь уж все. Теперь весь класс у нас будет пионерский. Кроме Тыликова…

– Тыликова?.. Постой-ка. Что-то знакомая фамилия… Нет, тот Тупиков. Был у нас штурман на Диксоне… А что за личность Тыликов? Неужели злодей такой?

Максим пожал плечами:

– Да не злодей… Ведет себя плохо. С Софьей Иоснфовной спорит все время. Один раз из резинки начал стрелять, скачет на переменах…

– Да-а, – непонятно сказал Иван Савельевич. – Это конечно… Хотя Наташка у меня тоже скачет. А в чем еще грешен Тыликов?

– Ну вообще… Софья Иосифовна говорит, что непослушный.

Иван Савельевич сморщил лицо.

– Ну, брат, и характеристика. А что значит "послушный", "непослушный"? Непонятно.

Максим удивился:

– Почему непонятно?

– Ну, смотри сам. Вот, например, летчики у нас. Пишут им характеристики. Если хороший, пишут: умелый, знающий, смелый, дисциплинированный… А можешь представить, чтобы написали: "послушный пилот", "непослушный штурман"?

Максим поморгал от неожиданности. В самом деле, получалась чушь.

– Но летчики же большие. А мы еще нет…

– Понятно, что "нет", – слегка сердито заметил Иван Савельевич. – А учиться быть большими как раз и надо, пока маленькие, мотом поздно будет. Я это и Наташке своей все время говорю…

Это было, кажется, правильно. Конечно, правильно! Не будет же Иван Савельевич зря говорить. Но это было непривычно…

– А вот вы сказали "дисциплинированный", – вспомнил Максим. – Разве это не все равно, что "послушный"?

– Ишь ты! – возразил Иван Савельевич. – Дисциплинрованный – это когда человек дело знает, умеет в сложной обстановке разобраться, умеет четко выполнять команды и сам командовать, если надо. Умеет быстро решение принять, товарищей не подведет, глупостей не наделает… Дисциплина – это когда человек сам за себя отвечает… А послушный – что? Смелый он? Неизвестно. Друга в беде не бросит? Кто его знает. В опасности не растеряется? Тоже неясно. Работать умеет? Поди разберись… Послушными, милый мой, и овечки бывают. А человек, когда надо, должен уметь за правду постоять. Уяснил?

– Уяснил, – четко ответил Максим и хотел сказать, что вообще-то Тыликов никогда не дерется, только один раз отлупил здорового четвероклассника, который срезал с куртки Светки Мешалкиной красивую нашивку. Но не сказал. Он увидел, как от калитки через сквер движется к ним та самая Марина. У которой утюг…

Ей-то что здесь надо?

Может, вспомнила про открытый кран или невыключенный газ и попросит Максима опять лезть в квартиру? Ну уж дудки.

– Вот и хорошо, вот и ладно, издалека запричитала Марина. – Я уж извелась было, а соседи-то сказали, куда вы поехали, я и побежала следом.

Максим порозовел. Было ясно, что Марина спохватилась: не поблагодарила вовремя спасителя. Теперь специально прибежала. Может, награду будет предлагать? Вот еще! Больно нужна ему награда…

– Ты, мальчик, отдай сразу денежки, и все хорошо будет, – ласково пропела Марина. – Отдай и не бойся, мы не скажем маме с папой. Всякое бывает…

– Что? – ошарашенно сказал Максим.

– Денежки-то, которые на столе были, они где? Взял ведь! Ну, честненько признайся да отдай. У меня же зарплата не как у летчиков…

– Тетенька, вы с ума сошли? – громко сказал Максим и встал на скамейке. Боль резко ударила его по колену, но он тут же забыл о ней. Ему стало вдруг смешно. Очень смешно. И, смеясь, он объяснил: – Не было там никаких денег. Только одеяло прогорелое.

– Ты не ухмыляйся над взрослым человеком! – уже совсем не певуче заговорила Марина. – Деньги, они сами в окошко не улетят. А мне пять рублей терять тоже резону нет.

– Вы что? Думаете, я вор? – тихо спросил Максим и взглянул на Ивана Савельевича: тот сидел с непонятным лицом и смотрел не на Максима, а на Марину. – Да нет у меня ничего! – крикнул Максим. – Глупости какие! У меня и карманов нет, смотрите!

Он дернул пуговки, распахнул жилетик, крутнулся на здоровой ноге.

– Ну? Куда я сунул ваши деньги? Съел, что ли? Куда? И вдруг замолчал. Моментально, словно от выстрела. Только выстрела не было, а была ужасная мысль: "Нагрудный карман! Мамины пять рублей!"

Никакой страх перед уколом, никакие другие страхи не сравнить с этим ужасом. Что же теперь? Как он докажет?

– Иван Савельевич, – беспомощно проговорил он, – у меня только вот… Но это мои…