Болтливои избы хозяика 2 (СИ)

— Понятно… одним словом ничего хорошего, — прошептала одними губами и совсем приуныла. Ничего утешительного Леля не поведала, окромя, разве того, что со всеми сразу можно не гнеховничать, — и все-таки, как было у Нидары? Она со всеми, или…

— Так гляди, ежели желаешь, — взмахнула узкой ладонью богиня, брызгая Степке водой в лицо. Степка дернулась, открыв рот, чтоб возразить, но было поздно…

На Полянке вечерело. Однако, лучи закатного солнышка красиво освещали самый ее центр, словно нарочно выделяя серед всего. В том месте травка была густая, мягкая, невысокая.

Нидара, сидящая на коленях, с низко опущенной головой походила на статуэтку. Рыжие волосы покрывалом окутывали тело, скрывая от присутствующих, словно щитом.

Из богов на Полянке остался лишь Числобог. Около ручья он о чем-то шептался с волхвом, бросая недовольные взгляды на невесту. Нет, теперича уже жену.

Семь ее мужей топтались рядом. Мечислав был чернее ночи. В очах его бушевали штормы, губы поджаты, а кулаки счесаны до крови. Врезал таки некоторым из соперников, пока Стрибог не наказал обездвижением.

Иные шесть мужей выглядели взволнованными, но супротив всему в глазах их лучилась радость.

— Слушайте меня, мужи! — Числобог, окончив беседу с волхвом, повернулся к молодым, — великая честь вам выпала, не осоромьтесь! Дева в супруги богами дарована ладная, пригожая, чистая, аки роса. Да вы и без меня ведаете об том. Ваша задача проста, любить, да беречь. Домовитке окромя вашей ласки ничего не надобно, сама справится с предначертанным. А вы, ежели не справитесь, станете собачиться, да козни строить один одному — дозволяю ей от вас избавиться, с позором изгнать из семьи, — Числобог глядел строго, поочередно вглядываясь в лицо каждого. Мужья кивали, один лишь Меч отвернулся, — сегодня у вас супружеская ночь, условьтесь, кто познает ее первым, — бог повернулся к волхву и добавил, сощурив очи, — уж прости, волхв, сегодня тебе не обломится! Дева должна быть чиста для мужей!

— Как можно! — обиделся волхв, — дочь рОдная…

— Ой, али вас это останавливало когда, — фыркнул бог.

— Я за всех не в ответе! — волхв приосанился, на лице его светилась обида.

— Добро! — отмахнулся Числобог, — как сказал, так и будет! Не осоромьтесь, кабы я не сожалел о выборе!

Затем широкими шагами подошел к Нидаре, склонившись, приподнял за подбородок и скривился, увидев слезы.

— Живи достойно дара, Домовитка! И не реви, кажен муж пяты твои пестовать готов, еще вознесешь хвалы нам.

Нидара не ответила, вырвав подбородок из цепких пальцев бога.

— Понесешь от нынешней ночи, — Числобог поднялся, отряхивая длинный наряд, звездами да каменьями расписанный, — время Домовиток пошло! Быть сказанному, как по-писанному!

На Полянке опустело. Молодая женка не шевельнулась, не то обессилив, не то покорившись доле. Мужи долго беседовали, и один из них, самый зрелый, годков так сорока, подошел к насупленному Мечу.

— Я буду первым, — сказал негромко и как будто бы просяще, — я умелее других, подарую усладу супружнице. Уступи, Меч. Не об себе прошу, об ей.

— Не говори со мной, Благодар! — прорычал в ответ водяник, находясь на грани срыва, — зашибу к херам!

— Ты слышал богов, окстись! — вскинулся собеседник, — нам не враждовать, а в ладу жить. Об супруге печься надобно, а не об гордыне личной.

— Пошли прочь все! — закричал Меч, — я буду первым! Рискнет кто супротив выйти?

— Лады, — Благодар отвернулся, обреченно вздохнув, — уступлю. Люб ты ей, так и иди первым… Мы глазеть не станем. Токмо… ласку подари ей, боли не причиняя…

— Не быть мне единственным — так буду первым! — прорычал Меч, подходя к центру Полянки, — знал бы, что так обернется, не берег бы себя, другим отказывая! — последнее проговорил тише, озвучив горькую мысль.

Безумная злость захватила водяника. Неконтролируемая, чужая, лютая. Не раз в своей долгой жизни будет он вспомнить их первый раз и сожалеть, что так поступил, локти кусая. Разве виновна она в том, за что наказывал? Но словно демоны вселились, требуя крови и мести. Не Нидару он наказывал, а богов, свершивших с ними такое и самого себя… Однак досталось токмо ей.

Загорелась земля кругом их, когда шагнул ближе. Поднял Меч Ниду за плечи, в лицо заглянув, да только не разглядел ничего перед собою. Туман черный, застал все.

Поэтому опрокинул на траву, даже не видя, как горит она под ними, в заковыристые узоры обрисовываясь. Нидара не плакала более. Она подняла ладошку, погладить его собираясь, да только вздрогнула от взгляда полного ненависти, опустила руку, всхлипнув. Поняла все.

Он и хотел бы быть нежным, да не мог! Никак не выходило! Разорвал рубаху, впервые узрев ее нагой. Ладная была дарованная жена, фигуристая. Грудь высокая, соски розовые, талия узкая, бедра широкие. Рыжий кустик меж ног манил, совсем разума лишив.

Неловко сжал Меч белую грудку да зарычал. Нида застонала от боли, отвернулась, губу прикусив. А далее в него словно вся злость мира, пополам с похотью влились. Сжимал, давил, кусал, грубо целуя. Да и не поцелуи то были — метки! Что бы знала, дабы помнила, чья она, для кого предназначена!