- Ну так вот... - невпопад начала я свой рассказ. - Мне, в общем-то, немного больше, чем тебе повезло. У меня был дед. Если бы не он... я бы наверное совсем моральным уродом выросла, а так - лишь отчасти. С родителями у меня не сложилось. Они придурки редкостные. Вечно делают вид, будто правильные такие... И все вокруг них должны быть тоже правильными - и дети, и друзья, и соседи. А неправильные идут лесом... - я криво усмехнулась, вспомнив, как в пятом классе схлопотала от матери - нет не пощечину, не подзатыльник - едкий упрек в том, что расту бездарной неуклюжей копией деда-бессеребренника. - Я в детстве была не очень красивой, в отличие от моей старшей сестры. Не соответствовала. В школе умудрялась получать четверки, хотя у нас в семье полагалось быть только отличником.
Я услышала, как закипела в кастрюльке вода, и поспешила забросить в нее пельмени. Уже очень хотелось есть. Помешивая их старой шумовкой с оплавленной ручкой, спросила неизвестно кого:
- Почему они не могли просто любить меня?
Ответа не было. Его не было никогда. Ни тогда, ни сейчас. И уж подавно не знал этого мой безмолвный собеседник.
Я дождалась, пока пельмени сварятся, и наполнила ими глубокую фарфоровую пиалу с синим узором из дракончиков вдоль края. Несколько минут прошли в тишине, пока я блаженно уничтожала любимые полуфабрикаты. Только доев последний пельмень, вспомнила, что не закончила свою 'исповедь'.
- В общем, Шен, не могу сказать, что детство мое было очень счастливым. Нет, несчастным я его не назову... но и счастливым тоже. Какое счастье в том, чтобы всегда ждать одобрения от самых близких людей и не получать его? Я пока помладше была, еще надеялась выслужиться перед ними. Пятерки там в школе, чистенькие платьица, сольфеджио... А потом поняла, как это глупо. Стоило только сделать хоть одну ошибку - и все. Снова дура, бездарность, лентяйка, разиня. Я уж не говорю про то, что они никогда не водили меня в кино или в парк. Подарки только по праздникам дарили, да и то если 'заслужила', - я с тоской посмотрела в пустую чашку. Слишком ярко помнились мне те упреки и то равнодушие... - А с дедом все было иначе. Он меня тоже не баловал, но очень любил. Мог просто так, без праздника и повода купить шоколадку или книжку, о которой я мечтала. Или поехать со мной к озеру. Мы любили вместе гулять - и на природе, и по городу. Когда он умер, мне показалось, что мир остановился. А потом я просто поняла, что больше никто и никогда не будет любить меня, как он... по-настоящему. Без условий.
Я встала и налила себе свежего чая. Помолчала немного.
- Иногда жизнь кажется мне совершенно лишенной смысла. Кика, моя подружка, ну та, что принесла тебя сюда, она считает, будто меня еще можно вытащить в обычную, 'нормальную' жизнь. Но знаешь... я как-то уже не верю. Я пыталась, честно. Несколько раз. Знакомилась с разными людьми... Некоторые были милыми... Да... - говорить почему-то стало трудно, хотя я изливала душу всего лишь кукольному танцору. - Понимаешь, мне скучно. Скучно со всеми. И я не знаю, что с этим делать. Начинаю говорить с человеком и понимаю - опять пустота. Внутри пустота. Вот Кика, она интересная. Она... живая. Как дед. Но у нее своя жизнь. Да и то сказать... тоже не очень то обустроенная. В общем, я ужасно устала, Шен. Устала от одиночества... Мне всегда казалось, что я люблю быть одна, но в последние пару лет одиночество совсем меня придавило. Оно стало тяжелым, как камень в груди. Я все пыталась себе врать, будто это не так. Только вот... глупо это, врать себе. Уж себе-то давно пора признаться, что я полный законченный моральный урод. Что не умею общаться с людьми. Что мне не все равно, когда на меня никто, совсем никто не обращает внимания... - я закончила свое излияние совсем тихо, уткнувшись в чашку так, чтобы не было видно, как дрожат губы и влажно блестят глаза.
Остаток дня я провела за бессмысленным блужданием по интернету и просмотром не особенно интересного, но красочного сериала. На душе было пасмурно и пусто. Может быть, потому, что Шен все так же молчал. А может, я просто достигла той точки, после которой любое внутреннее шевеление причиняет только боль и хочется зависнуть в невесомости безмыслия. Лучше всего - банально уснуть, но если уж совсем день-деньской, то просто забить голову до отказа всяким мусором.
А когда, наконец, наступил вечер, и в самом деле пришло время идти в кровать, я уже совершенно без страха или стеснения устроила Шена в своей комнате. Бережно уложила его все в том же гнезде из свитера рядом со своей подушкой. Меня больше не пугали его рассказы и видения - я чувствовала, что они нужны мне, как воздух.