Болтун

— Не расслабляйся, — я дернул Хильде за руку. Пальцы ее так дрожали, что было понятно — расслабляться она, безусловно, не собиралась. Друзья впереди тоже чуть замедлили бег. Младший издал визг радости, снова увидев озеро, и посмотрел в его сторону. Я тоже посмотрел, так-то.

Она стояла у самой воды, а затем резко обернулась, но я уже не успел рассмотреть ее лица. Хильде, издав визг, первой пустилась бежать, утянув меня за собой.

Мы, не сговариваясь, оставили свои велосипеды — залезать на них было слишком долго, это могло стоить нам жизней. Покойница то и дело мелькала за деревьями, иногда перед нами, иногда справа или слева, вынуждая нас постоянно менять направление.

Я не знаю, каким образом мы в конечном итоге добежали до моего дома, каким образом открыли дверь, каким образом закрыли ее. Мы впятером навалились на нее и принялись с упоением дышать.

От дождя мы были мокрые насквозь, и все же нам было жарко. Младший заплакал, понимая, что прогулка закончилась. Он не знал, чего только что избежал. Я приподнял руку Хильде, на ее часах было полпервого — тридцать минут до маминого прихода.

Никогда еще я так ее не ждал.

Я развернулся и закрыл на цепочку дверь, защелкнул все замки. Некоторое время мы стояли молча, потом я понял, что Младший не бежал и, наверное, очень замерз от дождя. Нужно было укрыть его и напоить горячим чаем, пока не вернулась мама.

А потом вернуть туда, откуда мы думали, что забрали его навсегда.

Какая-то часть меня была даже рада, Октавия, что мой брат остается дома. Я не осуждал эту часть, как ты осудила бы. Просто чувства мои были в тот момент чрезвычайно сложны, я находился в смятении.

Гудрун сказала:

— Так. Я позвоню маме и скажу, что остаюсь у вас на ночь.

— А я папе, — сказала Сельма. — И маме Гюнтера.

Гюнтер ничего не сказал, он прижимал руки к шее, ощущая барабанный бой артерий.

— Сейчас сделаю тебе сладкого чаю, — сказал я Младшему. Мы с Хильде отправились на кухню, пока девочки пошли звонить, взяв с собой Гюнтера.

— Нужно дать им пижамы, — сказала Хильде.

— Ага.

— И погреть Младшего.

— Я знаю.

— И в подвал его отвести.

— Обратно.

Хильде нахмурилась, потом сказала:

— Мы попробуем еще раз. В следующем году.

Я заварил для Младшего сладкий чай, и он пил его с жадностью, пока я смотрел на него с сожалением. Мой гениальный план провалился.

Я оставил Младшего с Хильде, подошел к двери и посмотрел в глазок. Покойницы там не было, хотя на секунду мне показалось, что между деревьями мелькнуло нечто белое.

Мы даже успели искупать Младшего и переодеть его до маминого прихода. Оставляя его в подвале, я чувствовал себя предателем.

— Зато он мир посмотрел, — сказала Сельма.

Мы все дрожали. Такими и застала нас мама. Когда она постучала в дверь, мы впятером закричали. Мы рассказали ей про призрака, умолчав о нашем путешествии с Младшим и его целях.

Она улыбнулась и достала из холодильника пирог.

Глава 7

Я выключил фонарик, а она все еще смотрела на меня в темноте, затем взяла меня за руку каким-то отчаянным движением.

Она казалась ни то испуганной, ни то виноватой — в темноте было не различить. Ее губы шевельнулись, но она не произнесла ни звука, а потом принялась расплетать свои высохшие в тепле косы.

Некоторое время мы молчали. Я смотрел на подвал и думал, как сильно может измениться место, где разворачивалась величайшая драма моего детства. Я положил руку на пол, почувствовав холод, и мне показалось, что крохотные иглы входят мне под кожу, я отдернул руку.

В темноте вещи становятся опасными, так как неопределенность возрастает.

Наконец, Октавия сказала:

— Мне так жаль, Аэций.

Я молчал. Никогда не понимал, что нужно говорить, когда твои слова вызывают к жизни эту неловкую формулу «мне так жаль». Мне тоже? Да, спасибо? Все слова казались неподходящими.

Октавия спросила:

— Как ты думаешь, вы вправду видели призрака?

Я покачал головой.

— Думаю, наш бог решил над нами подшутить.

Она не спрашивала, что было дальше. И хотя взгляд ее казался мне любопытным, она не позволяла себе попросить меня закончить историю.

— В конце концов, для этого и существовала Ночь Пряток. Только в тот момент мы об этом не думали. Мы испугались, и все пропало.

Я лег на матрац, а она осталась сидеть.

— Это была история о том, как я не смог справиться с собственной мечтой. Наш безумный бог учит тому, что не все сбывшиеся желания приносят радость, а мир неизмеримо сложен, скрытые риски существуют в каждой мысли.

Она коснулась моего лица, ладони ее были теплыми, а пальцы холодными. Они скользили по моему рту, словно Октавия была глуха и пыталась читать по губам. Долгое время мы и вправду не могли услышать друг друга, слишком разный у нас был опыт, слишком разная ментальность, и мы могли опираться лишь на обостренную, обнаженную человечность — люди обладают инвариантной мимикой для выражения базовых эмоций: страха, гнева, нежности, интереса.

Теперь мы стали друзьями, у нас были общие интересы, общий опыт, общая жизнь, однако и сейчас оставались вещи, которые мы не могли друг о друге понять.