Болтушка

Сначала я думала, он потребует, чтобы остатки упаковали в специальную коробку «для собачки». В ресторанах попроще так, может, и делают, но уж наверняка не в «Медном седле».

Но нет! Он придумал кое-что похуже.

Он стал уверять мисс Даннинг, что читал в одном журнале, будто если ты сыт по горло, то нужно постоять на голове, и тогда у тебя в желудке все как-то утрясется, и можешь есть дальше.

И он это сделал.

Встал на голову.

Официант, выходивший в тот момент из кухни, чуть не уронил жареную утку.

Все люди за другими столиками дружно уставились на папу.

Мне захотелось залезть под стол.

Я была уверена, что уж сейчас-то мисс Даннинг ему покажет. Если бы Дэррин Пек на уроке встал на голову, она бы в тот же миг устроила ему колоссальную головомойку!

Но никакой головомойки, даже самой слабенькой, мисс Даннинг папе не устроила.

Она просто смотрела на него и смеялась, а потом сказала, что читала в другом журнале: если, мол, наевшись досыта, постоять на голове, то можно подавиться и умереть.

Папа тут же перевернулся, снова сел за стол, и они вдвоем еще посмеялись.

Невероятно.

Ну да, я знаю, в глубине души ей ужасно неловко и она больше никогда, ни за что никуда с папой не пойдет, но почему она ему ничего не скажет?

Вот что значит хорошее воспитание.

Вот так она, должно быть, занимается чтением с Меган О'Доннел и до сих пор ее не задушила.

Нет, это ужас какой-то.

Бедный папа сидит себе, такой беспечный, подливает ей вина, рассказывает, почему он бросил пить, — и даже не подозревает, что все уже рухнуло и он собственными руками только что загубил свое счастье.

Я же говорю, он сам — свой худший враг.

А он об этом и не догадывается.

И не догадается, пока ему кто-нибудь не скажет.

Мисс Даннинг не скажет. Значит, придется нам.

Мне — и брату Дэррина Пека.

* * *

Когда я рано утром на цыпочках выходила из дому, папа вдруг что-то крикнул, и я подумала, что он меня застукал.

— Дженни! — позвал он, и я застыла на месте.

Я сделала несколько глубоких вдохов, чтобы сердце так не колотилось, и повторила про себя заготовленную на всякий случай историю про утреннюю пробежку для тренировки, ведь завтра я соревнуюсь с Дэррином Пеком.

Потом я посмотрела на свои ногти — нет ли белых пятнышек.

И вспомнила, что Дженни — это не мое имя.

Так звали маму.

Я прокралась вдоль веранды и заглянула в папино окно.

Он спал, запутавшись в простыне, пижамная сорочка с Элвисом Пресли задралась до подмышек. Папа вообще спит беспокойно, бывает, что и вскрикнет во сне. Обычно он зовет Дженни, то есть маму, хотя один раз закричал: «Шляпа в холодильнике!»

Я еще чуть-чуть постояла, глядя на спящего папу. Руки он прижал к груди, и вид у него от этого был такой одинокий, что я опять подумала: все-таки я поступаю правильно.

И побежала в город.

В придорожных кустах просыпались насекомые и приветствовали меня одобрительным жужжанием: видно, тоже считали, что я поступаю правильно.

«Действуй!» — подзуживал меня целый миллион голосов, и еще столько же подхватывало: «Он тебе потом спасибо скаж-жет!»

И лишь один какой-то зануда прострекотал: «Ты об этом пожалеешь!» — но я сделала вид, что не слышу.

Я дошла до банка, сунула карточку в банкомат и сняла со счета все свои сбережения.

Потом зашла в телефонную будку на другой стороне улицы и отыскала в адресной книге фамилию Пек. Она там встречалась дважды, но я решила, что «Пек. Удаление волос с лица и тела» мне не подойдет, и отправилась по второму адресу.

Это был большой деревянный дом, у ворот — покрытая ржавчиной статуя фламинго с приделанным к шее почтовым ящиком. Во дворе — два мотоцикла.

Мне пришлось нажать на звонок четыре раза, прежде чем дверь наконец приоткрылась и показался рыжебородый дяденька, до пояса замотанный в простыню.

— Это вы рисуете на небе? — написала я в блокноте.

Он уставился на мою записку, зевая и протирая глаза.

— Тебе нужен Энди, — сообразил он в конце концов. Потом повернулся и крикнул куда-то в глубь дома: — Эн-ди-и!

Когда он проорал это трижды, в дверях появился рыжеволосый парень в тренировочных штанах. Он тоже протирал глаза.

— Ей нужен Энди, — пояснил тот, что в простыне.

Тот, что в трениках, уставился на меня, потом повернулся и тоже гаркнул:

— Энди!!

Тут из дверей высунулась еще одна голова.

Только это был не Энди.

Это был тот, кого я меньше всего хотела видеть.

Дэррин Пек.

Глаза у него сперва округлились, потом сузились.

— Тебе чего тут надо?

— Исчезни, придурок, — бросил ему тот, что в простыне.

Приятно, что родные Дэррина знают, как с ним обращаться.

— Отвали, пиявка! — рыкнул тот, что в трениках.

Вообще-то могли бы и помягче.

У Дэррина был такой обиженный вид, что он напомнил мне папу на спортивном празднике, когда мистер Косгроув назвал его «скверно одетым, назойливым типом».

Он скорчил мне рожу и исчез.

Дверь открылась пошире, и вперед вышел худой паренек в майке и шортах. Я догадалась, что он-то и есть Энди, по надписи на майке: «Сельскохозяйственная авиация. Ваш урожай — у нас под крылом!»

— В чем дело? — спросил он, глядя на меня.