«Дорогая Ро, мне сейчас здорово не по себе. Думать обо всем этом пока не хочу, должен сменить обстановку. Поживи пока у Аманды.
Папа»
Он никогда не называет меня Ро.
Под запиской лежало восемьдесят долларов.
А потом я взглянула на буфет, куда впопыхах засунула письмо от Карлы Тэмуорт.
Дверца была распахнута, и рядом на полу валялась бутылка из-под рома, который папа не выкинул четыре года назад, а хранил на случай, если какой-нибудь гость попросит выпить.
Бутылка была пуста.
И до меня наконец дошло, что я его потеряла.
Аманда и ее родители сильно удивились, когда я подъехала к их дому на тракторе.
Вся семья высыпала на веранду и уставилась на меня.
Я объяснила, что произошло и зачем мне понадобился трактор: я ведь привезла с собой всю свою одежду, на себе я бы этот чемодан нипочем не дотащила.
Мистер и миссис Косгроув заставили меня еще раз объяснить все с начала.
Просто поразительно, что человек способен давать такие сложные и подробные разъяснения, когда в голове у него все онемело.
Аманда держалась молодцом.
Она ухватилась за чемодан, стащила его с трактора и заявила, что я, если хочу, могу остаться у них навсегда.
Ее родители тоже были ко мне добры.
Когда я припарковала трактор на подъездной аллее рядом с их машиной и смертельная бледность на их лицах сменилась обычным румянцем, они повели меня в дом, и налили стакан ананасного сока, и дали шоколадного печенья и горячий бутерброд с ветчиной и сыром.
Даже Амандин братишка Уэйн был ко мне по-своему добр.
Когда он уже всех поставил в известность, что не разрешает мне занимать его комнату и трогать его крикетную биту, сачок и видеоигры, он сбегал куда-то и принес зубную щетку, которой милостиво позволил мне пользоваться, потому что ему она нужна только раз в неделю — чистить игрушечную железную дорогу.
Я его поблагодарила и сказала, что привезла из дома свою.
Мы с Амандой поставили и застелили у нее в комнате раскладушку.
Потом мы на нее сели, и Аманда спросила, как я себя чувствую.
— У меня все онемело, — сказала я.
Еле выговорила, так у меня вдруг задрожали руки.
Аманда не поняла, но заволновалась.
— Как у зубного? — переспросила она.
Я хотела ей объяснить, только все онемение вдруг прошло, и меня жутко затошнило, и я бросилась в туалет.
Меня не вырвало, но от слабости пришлось прислониться к стенке. Я вся тряслась и обливалась холодным потом.
За дверью послышался встревоженный голос Аманды:
— Ты в порядке?
Пришлось открыть дверь и сказать ей, что все в порядке, я скоро приду.
Я не хотела, чтобы она ободрала себе костяшки пальцев, пытаясь открыть дверь ножом.
Когда дрожь немного унялась, я пошла обратно в комнату.
Но задержалась в коридоре, потому что услышала, как в гостиной Амандины родители говорят обо мне.
— Сержант Винелли сказал, что сегодня вряд ли что-нибудь удастся сделать, — пробасил мистер Косгроув, — а завтра они объявят его в розыск. Да, надо бы еще позвонить в Общество защиты детей.
— Я поговорю завтра в школе с мистером Фаулером, — пообещала миссис Косгроув, — он лучше всех знает, как за это взяться. Бедный ребенок! Надо организовать фонд помощи таким, как она.
— Надеюсь, они поймают этого негодяя и засадят его в тюрьму! — высказался мистер Косгроув.
Я чуть не вошла в гостиную и не спросила: а сам бы он как себя чувствовал, если б его унизили в присутствии половины города?
Но не вошла, потому что вдруг поняла: невозможно заставить человека измениться.
Мистер Косгроув, наверное, всегда будет ненавидеть папу, а папа всегда будет любить рубашки, от которых ослепнуть можно, и ни я, ни сам премьер-министр, никто на свете ничего с этим не поделает.
Да у меня уже и сил не было на очередную стычку с мистером Косгроувом: после папиной записки, после трясучки в туалете, после того, как меня только что опять превратили в общественную нагрузку, я совсем пала духом.
Я вернулась в Амандину комнату и легла в постель.
— Ро, — сказала Аманда, — мне очень жаль, что так получилось с твоим папой, но знаешь, я ужасно рада, что ты здесь.
— Спасибо, — сказала я.
Мистер и миссис Косгроув зашли пожелать нам спокойной ночи. Миссис Косгроув сжала мою руку и сказала, что все будет хорошо.
И они поцеловали Аманду — вот на чем я, видно, и сломалась.
Я вдруг так по всем соскучилась!
По маме.
По Эрин.
По папе.
Я еще продержалась, пока Амандины родители погасили свет и закрыли за собой дверь, а потом что-то вырвалось из самого нутра и слезы так и хлынули.
Я не хотела, не хотела плакать, тем более в чужом доме, но ничего не могла поделать.
Я уткнулась лицом в подушку и рыдала так, что казалось, никогда не смогу перестать.
Но тут кто-то залез ко мне под одеяло.
Аманда.
Она обняла меня и стала гладить по волосам, а я плакала и чувствовала себя никакой не подшефной, а просто подругой.
Удивительно, насколько лучше себя чувствуешь, когда выплачешься и выспишься.