"Болваны"

- Просматривал.

- Помнишь там слова Христа о краеугольном камне, который отвергли строители, но он сделался главою угла?

- Припоминаю.

- Вот на этом камне - камне веры - сидит Гоголь... Мой небесный муж!..

Миша почувствовал ревность и хотел ядовито возразить, что Гоголь был гомосексуалистом (об этом ему поведал Носков). Сдержался и сказал другое:

- Нельзя сказать, что он устроился с удобствами: вид у него крайне грустный.

- Смех здесь не уместен, - отрезала Лиза. - Сейчас ты все равно этого не поймешь... рано... может быть, после...

7.

Миша нашел Птицына в мрачном настроении. Тот в нескольких кратких словах пересказал разговор с Джозефом по поводу Верстовской. "Вот бабы!" - в сердцах пробормотал он и, прежде чем слушать Мишину любовную сагу, улегся поперек дивана, забросив ноги на ковер, висевший на стене. Даже в самом сумрачном расположении духа Птицын не отказывал себе в удобствах.

Миша сел на краешек софы, ссутулился, судорожно сцепил руки. На протяжении всего рассказа Птицын с удивлением разглядывал эти сомкнутые иссиня-бледные пальцы, которые, следуя какому-то собственному внутреннему ритму, сжимались то сильней, то слабее, но так до конца и не разомкнулись.

Миша начал издалека: с Джозефа, черных очков и Ханыгина. Птицын поначалу согласился с Мишей, что Голицын все выдумал, но потом его заинтересовала одна любопытная деталь: черные очки Ханыгина. Немыслимо, что бы Ханыгин с Голицыным сепаратно договорились одновременно блеснуть черными очками на пару. Он развил Лунину целую теорию так называемых "парных случаев". Допустим, если тебя на улице матом обложил прохожий пьяница, не огорчайся, жди продолжения: в конце дня к тебе приклеится бдительный милиционер и станет требовать документы, подтверждающие твою личность; если ты сломаешь ногу, то обязательно порежешь и палец; или если тебя ударит током из одной розетки, через час ты получишь второй удар - из другой; встретившись с одноклассником, которого ты не видел десять лет, ты пройдешь двести шагов и столкнешься с одноклассницей, не попадавшейся тебе на глаза двенадцать лет. Одним словом, теория "парных случаев" действует непременно в качестве момента истины, правда абсурдной истины, до смысла которой никак не докопаться.

Птицын, как всегда, выспрашивал у Лунина подробности, которые тот с трудом припоминал. История с аспиранткой Птицыну показалась совершенно фантастической.

Он позвонил Кукесу:

- Лёня! Привет! Ну как ты сдал? Четыре? Поздравляю... Ксюша помогла... Понятно! Всё равно... Чижику сдать трудно... Молодец! Слушай, а аспирантка у вас там принимала? Нет? Один Чижик! А-а... А Гарик как сдал? Как-как? Еще раз.... Не уловил... Да... Понятно... Вот в чем дело! Забавно... А Чижик? Рвал на себе волосы?.. И что Туркина?.. А где был Голицын? Ну, ясно... Спасибо. Увидимся. Тебе теперь легче, ты вольный казак, а нам еще предстоит... эта дрянь... Да... Ну а как со здоровьем? Нормально! В больнице какие-то таблетки давали? Успокоительные... И сейчас пьешь? Ясно, ясно... Ладно... Встретимся... Пока.

Птицын положил трубку.

- Интересная история! - объяснил он Лунину. - Аспирантки никакой не было. Этого следовало ожидать. Ну, ты слышал. Голицын получил "три". А перед ним сдавала Туркина. Она ответила на "пять". Ее зачетка лежала на столе рядом с зачеткой Джозефа. Чижик замешкался и не сразу поставил оценку. Просил ее подождать... Велел зайти попозже... Она, радостная, отправилась жрать в буфет, как сказал Кукес. Джозеф сел, ответил. Чижик берет зачетку, ставит ему "три", а Туркиной - "пять". Джозеф берет свою зачетку и уходит. Через пару минут приходит Туркина, раскрывает свою зачетку, а в ней - "тройка". В чем дело? Туркина в слезы. Чижик ничего не может понять. До него не сразу доходит, что он перепутал "зачетки". Туркина бросается догонять Джозефа. А того и след простыл. Туркина возвращается к Чижику, рыдает. Чижик чешет свой жирный подбородок и говорит: "Да... нехорошо... нехорошо вышло..." В ведомости он проставил все, как надо... А в зачетке исправить побоялся... дескать, переговорит в деканате... Вот тебе и аспирантка!

Лунин не прореагировал на дознание Птицына и продолжил рассказ. Птицына, наоборот, что-то сильно взволновало, он не лег на диван, а нервно стал ходить по комнате и сильнее мрачнел. Впрочем, слушал он гораздо внимательней. Опять он прервал Лунина - теперь уже на ювелирном магазине. До Лизы Чайкиной Миша никак не мог добраться: благодаря Птицыну, он вязнул в мелочах.

- Как ты сказал: селенит? Еще раз, что с ним происходит... с этим камнем? Как он говорил?

Миша повторил с некоторым раздражением.

- Где-то я уже это встречал? Но где?

Птицын подошел к шкафу и стал разглядывать корешки книг. Это продолжалось довольно долго.

- Дальше рассказывать? - спросил Миша.

- Подожди... Минутку!

Птицын встал на стул и с верхней полки вытащил пухлый серый том.

- Вот что нам надо... Если не ошибаюсь...

Он стал его листать.