Бомарше

В Лионе, где наши путешественники остановились переночевать, их тоже встретили очень торжественно, и в честь Бомарше был устроен блестящий прием, во время которого в одной из гостиных к нему вдруг кинулся некий красавец и принялся его горячо целовать. Удивленный Гюден подошел, чтобы выяснить причину этого буйного порыва. Не выпуская из своих объятий Бомарше, молодой человек представился. Он оказался шевалье де Фалькозом, младшим братом графа де Лаблаша. Несколько успокоившись, Жан де Фалькоз им объяснил, что ненавидит своего брата Александра и не может не полюбить того, кто "навеки сделал его посмешищем". Дружная семейка, не правда ли?

И вот наконец Бомарше восторжествовал над своим ненавистным противником. Восторжествовал после восьми лет непрекращающейся вражды, после того как он на самом деле дошел до полного обнищания, был обесчещен, оклеветан, дважды сидел в тюрьме, чудом избежал каторги и смерти, и все это в результате злого умысла человека, по не вполне понятным причинам задавшегося целью его погубить. Победа Бомарше в этом поединке - победа одиночки, убежденного, что "уму подвластно все". В уме ему и вправду нельзя было отказать, как, впрочем, и в мужестве. Много лет спустя он сказал как-то, вовсе не шутки ради: "Я самый мужественный из людей", и поверьте, эта, фраза ни у кого не вызвала улыбки. А его последние подвиги, уже во время революции, хоть и снискали ему меньшую славу, но по яростной смелости, по энергии, по стойкости духа, несомненно, превзошли битвы, которые он вел в сорокалетнем возрасте. Победа в Эксе была одержана в сорок шесть лет, которых, впрочем, по виду никто ему не давал. Не было человека столь легкого на подъем, как он. Ему не было равного ни в умении идти к намеченной цели, ни даже в альковных, делах. С юношеским пылом он неутомимо действует, сочиняет, любит, сражается, и можно подумать, что к нему вернулись те, казалось, неисчерпаемые силы, которые обуревают нас в двадцать лет. Но увы, так это выглядело только со стороны. А на самом деле в вечер своего триумфа в Эксе Бомарше лишился чувств от усталости и нервного истощения. Гюден тогда подумал, что он упал в обморок от радости. Разве он мог предположить, что его герой более чувствителен и хрупок физически, нежели большинство смертных? Гюден, как и мы теперь, мог лишь с изумлением восхищаться неиссякаемыми силами этого удивительного человека и недоумевать, какими колдовскими чарами сын Карона, у которого отняли честь, имущество и гражданские права, ухитрился даже прежде, чем вернуть себе все это, подчинить своей воле короля Франции и изменить ход истории страны.

В Париже Гюдена ожидал еще один сюрприз: оказалось, его разыскивают, чтобы посадить в тюрьму. Представьте себе его удивление. Дело в том, что из Экса он послал в "Курьер де л'Эроп" сочиненное им стихотворение, чтобы на свой лад прославить победителя этой восьмилетней войны. В одной из строф поэт отдает, я бы сказал, своеобразную дань презрения советнику Гезману.

Так завершился суд суровым приговором,

Парламент заклеймил врагов твоих позором.

На козни хитрые надеялись они,

Когда продажного сенатора в те дни

Склоняли вынести пристрастное суждение,

И судий праведных вводили в заблуждение.

Поскольку плохой сенатор был смещен, Гюден не боялся вызвать гнев властей. Но редактор "Курьера", следуя правилу, которое и по сей день бытует в прессе, счел уместным изменить четвертую строку: "Когда продажный суд в печальные те дни".

Таким образом, получалось, что в подкупе обвиняется не отозванный сенатор, а весь парламент в целом. Так как многие судьи, назначенные Мопу, заседали теперь в Большом Совете, в Версале поднялся шум, и г-на Гюдена велено было арестовать. Бомарше уже успел уехать в Ля Рошель, где стояла одна из его эскадр, поэтому Гюден решил искать убежища в Тампле, превращенном мальтийскими рыцарями в приют для лиц благородного происхождения, свершивших мелкие правонарушения и желающих на время скрыться от преследования. Ему посчастливилось встретиться там с г-жой де Годвиль, которая скрывалась в Тампле от своих кредиторов. "У нее, - рассказывает Гюден, - я нашел приют и провел время так прелестно, как 'никогда еще не проводил человек, которого преследуют... Мы хохотали до слез, когда вспоминали, что на/шей встрече мы обязаны постановлениям Шатле и Большого Совета".

Когда Бомарше вернулся в Париж, он пришел в ярость, отправился в Тампль, увез оттуда Гюдена, поселил его у себя в доме и предупредил Морепа, что г-н де ла Бренельри находится под его покровительством. Теперь он уже умел разговаривать с подобными господами. Король в Версале свистнул, и судьи притихли.

Путешествие в Прованс имело еще и другое, более забавное продолжение. В декабре того же года Бомарше получил из Экса письмо: