Бомарше

Вновь приехав в Гаагу, Бомарше попытался сам вывезти ружья с помощью одного американца, которого он подбил сказать, что приобрел права на них у английского поставщика. Голландцы согласились на эту комбинацию, но потребовали залог в размере тройной стоимости товара и расписку в том, что оружие никогда не попадет во Францию. Отчет обо всех этих переговорах Бомарше отправил в Комитет общественного спасения; после долгого ожидания он получил наконец анонимную записку о том, «что все ждут от него только успехов и что ему обязательно нужно добиться их, причем как можно быстрее». К записке, однако, был приложен новый паспорт, что позволяло Бомарше продолжить операцию. Он послал в комитет очередное письмо с просьбой прислать ему инструкции и поехал в Базель, куда просил направить ему ответ.

Прибыв в Швейцарию, Бомарше, к своему великому огорчению, узнал, что его имя внесено в списки эмигрантов, а все его имущество арестовано, но самым страшным было то, что его жену, дочь и сестру Жюли заточили в тюрьму. Чтобы спасти своих близких, он написал в Комитет общественного спасения, что готов вновь отправиться в Голландию, и умолял членов комитета довести до сведения голландского правительства, что генерал Пишегрю, форсировавший со своими войсками реку Маас, силой овладеет складом с оружием, местоположение которого, равно как и имя владельца, Бомарше указал в своем письме. Не дожидаясь ответа, он спустился вниз по Рейну и, сойдя на берег в Неймегене, узнал о событиях 9 термидора и падении Робеспьера.

Бомарше решил изменить тактику, сочтя более разумным отказаться от силовых методов: он добился встречи с голландскими министрами и попытался договориться с ними полюбовно. Пьер Огюстен умел быть убедительным, и дело почти пошло на лад, когда новые капризы судьбы свели на нет все его усилия.

Тупоголовый депутат Лекуантр, когда-то обвинявший Бомарше в антиреволюционной деятельности и спекуляции оружием, теперь имел глупость выставить его перед Конвентом как агента Робеспьера, отправленного им с поручением за границу, который присвоил себе деньги, доверенные ему нацией.

Эти речи, слово в слово перепечатанные газетой «Монитор», попались на глаза членам голландского правительства; будучи уверенными в том, что Бомарше попытался обмануть их, они прервали с ним все переговоры и предписали ему немедленно покинуть их страну.

Совершенно неожиданно Бомарше оказался персоной нон грата: он не мог вернуться во Францию, где его ждал арест, поскольку его имя было в списках эмигрантов, не мог отправиться в Лондон, откуда был выслан, ему оставалось лишь одно — искать убежище в вольном городе Гамбурге, никогда не отказывавшем в гостеприимстве изгнанникам.

Многочисленная колония французских эмигрантов, обосновавшихся в этом городе до Бомарше, отказалась принять его в свой круг, поскольку он запятнал себя сотрудничеством с революцией.

В Гамбурге Пьеру Огюстену предстояло познать крайнюю нужду.

Переезжая из страны в страну, он истратил все деньги, взятые из Парижа. Помимо того, что на его имущество во Франции был наложен арест, в соответствии с законом об эмигрантах его насильно развели с женой, его верная г-жа де Бомарше превратилась в гражданку Виллермавлаз.

Ютясь на чердаке, питаясь хлебом и водой, почти позабыв о том, что такое мясо, и экономя на всем, даже на спичках, обожавший роскошь Пьер Огюстен, низведенный до уровня нищего, временами впадал в отчаяние, в чем признался в одном из писем к жене:

«Подчас я задаю себе вопрос, уж не сошел ли я с ума, однако, видя логичность и здравость своих мрачных мыслей, предаваясь которым, я пытаюсь найти возможность защитить себя, я убеждаюсь, что отнюдь не безумен. Но куда тебе писать? На какое имя? Где ты живешь? Кто твои истинные друзья? Ах, если б не надежда спасти дочь, сама чудовищная гильотина показалась бы мне слаще, чем мое нынешнее ужасное положение!»

8 августа 1794 года г-жа Бомарше и Евгения были выпущены из тюрьмы Пор-Рояль, которую иронически переименовали в Пор-Либр (libre — по-французски свободный); Жюли обрела свободу лишь 18 октября того же года. Гюден долгое время проживал в особняке Бомарше в Сент-Антуанском предместье в качестве его хранителя, но с объявлением Великого террора был вынужден укрыться в провинции.

Поначалу найдя приют в окрестностях Орлеана, а затем перебравшись в Париж в скромную квартирку на улице Паради-Пуасоньер, г-жа де Бомарше и ее дочь, как и их муж и отец, познали крайнюю нужду. Хотя она больше не имела права носить имя своего супруга, энергичная Мария Тереза де Виллермавлаз без устали отстаивала интересы Бомарше.

Когда у Пьера Огюстена вновь появилась возможность обмениваться письмами с близкими, он, несмотря на нищенское существование в Гамбурге и оскорбления, которые терпел от Ривароля и его окружения, воспрянул духом и обрел свое былое остроумие. Пространное письмо, написанное им 4 декабря 1794 года в пригороде города Любека дочери Евгении, со всей очевидностью демонстрирует, что его ум вновь заработал в полную силу: