Бомарше

Страстная речь Терезы тронула чувствительные сердца и вызвала угрызения совести одного из тех, кто в Комитете общественного спасения голосовал за внесение Бомарше в списки эмигрантов. Этот раскаившийся член Конвента звался Робером Ленде; по всей вероятности, именно его письма, адресованные в начале 1796 года министру внутренних дел Кошону (де Лапарану), сыграли решающую роль в судьбе изгнанника. Излагая основные события истории с ружьями, Ленде писал:

«Мы упорно продолжали относиться к нему как к эмигранту, так как не могли в то время открыто объявить об этой операции нашего департамента, поскольку в этом случае нам пришлось бы предать гласности цель миссии, сохранение тайны которой было крайне важно для Республики. Пребывание гражданина Бомарше за границей было совершенно необходимым до тех пор, пока тайна его миссии не была разглашена с высокой трибуны, а англичане не вывезли ружья со складов Тервера в свои порты в течение месяца вандемьера IV года. Было величайшей несправедливостью внести его имя в списки эмигрантов, поскольку он находился за границей по делам Республики».

Именно об этом шла речь в докладной записке Бомарше Комитету общественного спасения от 5 августа 1795 года, составленной им в пригороде Гамбурга и горделиво подписанной: «Пьер Огюстен Карон де Бомарше, облеченный доверием, изгнанный, скитающийся, подвергающийся гонениям, но так и не ставший предателем или эмигрантом». Ленде не побоялся написать министру внутренних дел: «Я никогда не перестану думать и повторять при любом удобном случае, что гражданин Бомарше несправедливо подвергается гонениям и что безрассудная идея сделать его эмигрантом пришла в голову ослепленным, введенным в заблуждение либо злонамеренным людям. Его способности, талант, знания и опыт могли бы быть нам полезны. Кто-то хотел навредить ему, но больше навредил Франции. Я хотел бы лично выразить ему свои сожаления по поводу той несправедливости, жертвой которой он стал. Я выполняю сейчас свой долг и выполняю его с чувством удовлетворения; мысли мои об этом человеке».

Эти ходатайства одного из виновников несчастий Бомарше сослужили изгнаннику хорошую службу; сделав честь их автору, они помогли положить конец мытарствам на чужбине драматурга, мечтавшего вернуться в Париж, к семье и делам, которые нужно было срочно приводить в порядок. После трудностей первого этапа эмиграции жизнь Бомарше в Гамбурге стала вполне сносной: появившиеся деньги, пусть и небольшие, проснувшийся интерес к работе и сложившийся круг общения внесли в нее некоторое умиротворение. Он не смог победить ненависть Ривароля, зато познакомился с Талейраном и близко сошелся с бывшим аббатом Луи — будущим министром финансов Людовика XVIII. Бомарше помог Луи найти работу в одном из банков, а тот в знак благодарности ввел его в круг своих друзей.

И вот, наконец, весной 1796 года пришло сообщение, что имя Бомарше вычеркнуто из проскрипционных списков: прибыв в Париж, 5 июля, «упитанный и краснощекий», он мог, подобно Фигаро, ответить близким, бросившимся к нему с поцелуями и похвалившим его цветущий вид:

«Что вы хотите, это нищета!»

Глава 52 ПОСЛЕДНИЕ БИТВЫ ПЕРЕД ЗАКАТОМ (1796–1799)

Радость возвращения омрачилась материальными проблемами: эти страшные годы совершенно расстроили финансовые дела Бомарше, и если на бумаге его баланс оставался положительным, поскольку ему должны были гораздо больше, чем был должен он сам, то на деле взыскать долги он не мог, а кредиторы одолевали его со всех сторон. Было от чего потерять голову, когда каждый день возникали все новые и новые проблемы, так что последние три года жизни, оставшиеся на долю отца Фигаро, как и все предыдущие, были отмечены борьбой со злой волей и злой судьбой.

Несмотря на то что роскошный особняк на бульваре Сент-Антуан пришел в упадок, а сад почти зарос, первые дни его пребывания дома стали для Бомарше настоящим праздником. Его возвращение совпало с торжеством, которого он очень ждал, — со свадьбой его дочери.

В Гамбурге он подружился с одним эмигрантом из окружения барона Луи — кавалером де Вернинаком, тем самым, который в 1791 году просил руки его дочери Евгении, сочтя эту юную особу уже созревшей для брака. Так вот. пока отец водил дружбу с женихом дочери, получившим когда-то отставку, сама дочь в Париже влюбилась в бывшего адъютанта Лафайета Андре Туссена Деларю, родственника генерала Матье Дюма.

Бомарше проникся самыми добрыми чувствами «к этому славному молодому человеку, который твердо решил жениться на его дочери, хотя всем было известно, что у нее ничего не осталось за душой». В письме, опубликованном Гюденом, Бомарше сообщал: «Мы с ее матерью и она вместе с нами сочли себя обязанными вознаградить это бескорыстное чувство. Через пять дней после моего возвращения он получит этот прекрасный подарок».