Бомарше

Надо заметить, что они выбрали довольно своеобразный момент для своих игр с судебной системой, поскольку решение по их делу должен был принимать недавно сформированный орган, которому необходимо было зарекомендовать себя в глазах общественности с самой лучшей стороны. Дело в том, что годом ранее, 20 января 1771 года, Людовик XV распустил старые парламенты и отстранил от должности всех судей, которые отказались подписывать его эдикт; таким образом король избавился от неугодных ему людей, вернув им те деньги, что они когда-то заплатили за свои должности. Вместо прежних судов, имевших право налагать вето на королевские указы и препятствовавших разгулу тирании, стареющий король, у которого общение с юной фавориткой возродило боевой дух, учредил новый орган — пресловутый парламент Мопу, где судьи были назначенными (в отличие от тех, кто купил себе должности) и теоретически должны были бескорыстно вершить справедливый суд. Так вот дело Лаблаша и Бомарше должно было стать проверкой беспристрастности парламента Мопу, ведь судьям нужно было сделать выбор между богатым и влиятельным вельможей и человеком, по случаю приобретшим дворянское звание и более известным своими памфлетами, нежели древностью рода, чьи дела казались еще более сомнительными из-за того, что принцессы публично отреклись от него, что потоки клеветы грозили смыть его с лица земли, а семья первой жены обвиняла его во всех смертных грехах. Да и сам граф де Лаблаш не собирался складывать оружие: он заявлял, что готов, ежели понадобится, биться десять лет, лишь бы Бомарше никогда не получил своих 15 тысяч ливров, а если они все-таки достанутся ему, то пусть все уйдут на покрытие судебных расходов.

А чем же занимался Бомарше, пытаясь забыть свое горе, пока бушевала эта буря, которая марала его репутацию, истощала его кошелек, подрывала его кредитоспособность и отравляла каждое мгновение его жизни? Так вот, зная, что любое дело во Франции заканчивается песнями, он сочинял музыку и либретто для комической оперы, действие которой разворачивалось в Испании, и главным героем которой был цирюльник по имени Фигаро.

Глава 18 ГЕНЕЗИС «СЕВИЛЬСКОГО ЦИРЮЛЬНИКА» (1771–1772)

Судебный процесс сродни военным действиям и театральному представлению одновременно, а во время спектакля, как и во время боя, самыми долгими обычно оказываются антракты или перерывы, и нельзя позволить скуке заполнить их.

Первый судебный процесс против графа де Лаблаша поначалу казался весьма незначительным делом, затеянным ради того, чтобы вернуть 15 тысяч ливров, долг, от которого, возможно, разумнее было бы отказаться ради спокойствия обеих сторон. Коварные уловки мэтра Кайяра вскоре придали этому процессу совсем иную окраску: Бомарше оказался под подозрением в подделке документа, что заставило его перейти к активной защите. Эта защита, растянувшаяся на два года, хотя и отнимала у него массу сил и энергии, но не требовала много времени. У Пьера Огюстена его оставалось более чем достаточно, и его чем-то нужно было заполнять.

Находясь под следствием, Бомарше не имел никакой возможности возобновить финансовую деятельность, поэтому было совершенно естественным, что он обратился к литературе, а точнее — к драматургии. В данном случае он выступал не только в роли человека, жаждущего славы, но и в роли писателя, оказавшегося на мели и надеявшегося поправить свое финансовое положение с помощью доходов, которые ему могли принести его авторские права. Это подтверждает письмо, отправленное им 22 декабря 1771 года актеру-пайщику «Театр Франсе» Добервалю:

«Прошу вас, сударь, передать всем актерам „Комеди Франсез“ мою искреннюю благодарность за то, что они хотят время от времени включать в свой репертуар „Евгению“, мою старшую дочь, и особую благодарность тем, кто занят в этой пьесе, за рвение, с коим они стараются представить в самом выгодном свете роли, которые они взялись исполнять. Нет ни одного слабого произведения, которое талантливые исполнители не смогли бы сыграть так, чтобы оно понравилось публике. По этому поводу хочу заметить, что множество людей убеждено в том, что, если бы господа актеры „Комеди Франсез“ попробовали поставить „Двух друзей“, пьесу, которая ни в одном театре Европы не имела и тени успеха „Евгении“, то, коль скоро досадное впечатление, в какой-то момент погубившее интерес к ней, уже давно рассеялось, эта пьеса могла бы занять в общественном мнении то же место, кое „Комеди Франсез“ заранее отвел бы ей в своем. Такая поддержка была бы совсем не лишней для человека, который отдал этой пьесе все свое свободное время, но чей весьма посредственный талант оказался почти погребенным под грузом противоречий самого разного толка».