Читаем Бомаск полностью

Министр был мелким нормандским промышленником и стараниями супруги, удачно хлопотавшей за него в архиепископстве, оказался первым в списке МРП на выборах в Законодательное собрание, состоявшихся после освобождения Франции. Став депутатом, он удостоился чести возглавить группу промышленников, приглашенных в Соединенные Штаты для ознакомления "с новыми методами рационализации". Умело скрывая отсутствие энтузиазма у своих коллег, он прослыл человеком тактичным. Он неукоснительно посещал церковь и всегда голосовал по указке руководителей своей фракции. В награду ему дали при последней смене кабинета портфель министра. Он трепетал, боясь, что волнения в Клюзо сведут на нет плоды его десятилетнего пресмыкательства.

Префект, бывший контролер "мер и весов" в маленьком городке, административном центре кантона, сделал карьеру путем медленного и терпеливого восхождения по иерархической лестнице провинциального чиновничества, совершая этот путь под эгидой социалистов, "Общества содействия светской школе", "Лепты в пользу школы" и т.д. Достигнутое им положение превзошло все его честолюбивые мечты, и он все ещё не мог прийти в себя от восторженного удивления. Теперь его терзал двоякий страх: он боялся отдать приказ охранникам "очистить" набережные - это могло бы привести к более серьезным инцидентам, а с другой стороны, если оставить демонстрантов на занятой ими позиции, не дай бог, покажешься американцам тряпкой. И префект поспешил связаться по телефону с министерством внутренних дел. Ему ответили, что, раз он не сумел ни предотвратить демонстрацию, ни скрыть её от американца, и зло уже совершилось, только и остается, что тушить пожар - убрать с глаз долой полицейские войска, сократить все церемонии и как можно скорее увезти представителя ОЕЭС в Париж.

Сообразно с этими указаниями полковник, командовавший охранниками, предоставил левый берег демонстрантам и отступил с главными своими силами к мосту.

Из-за прозрачных тюлевых гардин, висевших в квартире учительницы, нам хорошо были видны площадь Франсуа Летурно, обе набережные Желины, мост, нижний конец Гренобльской улицы и весь старый город.

В третьем часу наступило затишье. Эмполи и Джонатан Джонстон ушли с балкона. Участники демонстрации перестали кричать. Они расположили вдоль набережной заготовленные для шествия плакаты: "Мир, хлеб, свобода" и "US go home!".

День был ясный. Поднялся сильный ветер, над павильонами передвижной американской выставки бились на высоких древках французский и американский флаги.

- Лучше бы нам остаться на том берегу, - сказал Миньо.

Пьеретта и Кювро, вполголоса разговаривавшие у окна, не ответили.

- Наше место на другом берегу, вместе с товарищами, - настойчиво повторил Миньо.

Как раз в этот момент отворились обе створки пожарного сарая фабрики, построенного слева от главного входа, у берега Желины.

- Он все-таки решился! - воскликнула вдруг Пьеретта.

- Сейчас позабавимся, - сказал Кювро.

Ясно слышно было урчанье мотора пожарного насоса. Из сарая вышли два человека. На одном был мундир пожарного, другой, одетый в синий рабочий комбинезон, держал в руках конец длинного пожарного шланга.

- Мерзавец! - вскрикнул Миньо.

Он узнал пожарного: это был Визиль.

С левого берега понеслись крики, свист, улюлюканье. Участники демонстрации, боясь попасть под водяную струю, отхлынули к косогору, спускавшемуся к набережной.

- И твой Красавчик с ним, - глухим голосом заметил Миньо.

Действительно, помощником Визиля оказался Красавчик. Но Пьеретта только засмеялась.

Пожарники прошли шагов двадцать. Заметно было, что шланг тяжелый и тащить его трудно.

- Да скорей же, дьяволы! Скорей! - бормотал Кювро.

Конец шланга, который пожарники сначала держали опущенным к земле, потихоньку поднялся и был теперь направлен на павильоны передвижной выставки.

Мощная струя воды ударила сначала в мостовую, отскочила вверх и неистовым ливнем обрушилась на парусиновую кровлю павильона, сразу же обвисшую посредине. Солнце весело засверкало в луже воды, наполнившей впадину.

Затем струя хлестнула со всего размаха парусиновую стенку внизу, у самой земли, протащила павильон на несколько метров вбок, потом приподняла. Большое полотнище парусины оторвалось и улетело.

Визиль и Бомаск не спеша двигались вперед. Обломки фанерных стендов, таблицы, макеты, пролетев через площадь, ударялись о стену каменного здания конторы. Сорванный флаг взлетел до третьего этажа и, обмякнув, мокрой тряпкой упал вниз, на перила балкона, где недавно стояли Джонстон и Эмполи. Диаграммы, сначала гонимые струей воды, а затем подхваченные порывом ветра, долетали до самого моста.

Пьеретта смеялась, Кювро хохотал до слез и хлопал себя по ляжкам, репортер торопливо делал снимок за снимком, люди, теснившиеся на другом берегу Желины, били в ладоши и радостно кричали.

От выставки "свободных" профсоюзов остались лишь жалкие обломки, мокнувшие в лужах воды.

Визиль и Бомаск направили шланг на одно из окон залы для приемов конторы, оттуда со звоном посыпались стекла.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Тайная слава
Тайная слава

«Где-то существует совершенно иной мир, и его язык именуется поэзией», — писал Артур Мейчен (1863–1947) в одном из последних эссе, словно формулируя свое творческое кредо, ибо все произведения этого английского писателя проникнуты неизбывной ностальгией по иной реальности, принципиально несовместимой с современной материалистической цивилизацией. Со всей очевидностью свидетельствуя о полярной противоположности этих двух миров, настоящий том, в который вошли никогда раньше не публиковавшиеся на русском языке (за исключением «Трех самозванцев») повести и романы, является логическим продолжением изданного ранее в коллекции «Гримуар» сборника избранных произведений писателя «Сад Аваллона». Сразу оговоримся, редакция ставила своей целью представить А. Мейчена прежде всего как писателя-адепта, с 1889 г. инициированного в Храм Исиды-Урании Герметического ордена Золотой Зари, этим обстоятельством и продиктованы особенности данного состава, в основу которого положен отнюдь не хронологический принцип. Всегда черпавший вдохновение в традиционных кельтских культах, валлийских апокрифических преданиях и средневековой христианской мистике, А. Мейчен в своем творчестве столь последовательно воплощал герметическую орденскую символику Золотой Зари, что многих современников это приводило в недоумение, а «широкая читательская аудитория», шокированная странными произведениями, в которых слишком явственно слышны отголоски мрачных друидических ритуалов и проникнутых гностическим духом доктрин, считала их автора «непристойно мятежным». Впрочем, А. Мейчен, чье творчество являлось, по существу, тайным восстанием против современного мира, и не скрывал, что «вечный поиск неизведанного, изначально присущая человеку страсть, уводящая в бесконечность» заставляет его чувствовать себя в обществе «благоразумных» обывателей изгоем, одиноким странником, который «поднимает глаза к небу, напрягает зрение и вглядывается через океаны в поисках счастливых легендарных островов, в поисках Аваллона, где никогда не заходит солнце».

Артур Ллевелин Мэйчен

Классическая проза