Читаем Бомаск полностью

В день возобновления работ Пьеретта выступила на митинге рабочих и работниц, собравшихся на площади Франсуа Летурно, перед главными воротами фабрики. Вновь изложила она, какое значение для внутреннего и международного положения Франции имели истекшие события. В заключительной части своей речи она высказала следующую мысль: мы победили, мы оказались сильнее их. Впереди нас ждут ещё более суровые битвы. Может случиться, что какой-нибудь буржуа покончит самоубийством. _Но буржуазия самоубийством не кончит, её надо прикончить_.

ЭПИЛОГ

Вскоре после описанных мною событий я уехал за границу. В Гранж-о-Ван я вернулся лишь через год.

Эме Амабль, дядя Пьеретты, умер в конце зимы.

Адель, его жене, пришлось продать и землю и дом железнодорожнику Жану, которому они были заложены. Она перебралась в Клюзо, живет у племянницы, ведет её хозяйство и ухаживает за двумя детишками: за маленьким Роже и сыном Бомаска, родившимся весной. Эрнестина и Жюстен уехали в Гренобль, и оба работают на заводе. Теперь соседские куры устроили себе жилье в их доме, который второпях плохо запер Жюстен, не помнивший себя от радости. Когда стал таять снег, крыша осела и начала протекать. Пройдет год, другой - и пейзаж в духе Юбера Робера, который я вижу из своего окна, украсится ещё одной развалиной. Никто больше не приезжает в Гранж-о-Ван за молоком деревня слишком далеко от сыроваренного завода. Крестьяне теперь сами делают сыр, но получается он невкусный, потому что у них нет нужного оборудования.

Через несколько дней после своего возвращения я узнал из газет, что Франция заключила с Китаем торговый договор, предусматривающий значительные поставки шелка-сырца из Китая.

Я отправился в Клюзо. Приехав туда, я поспешил в дом Пьеретты. Было семь часов вечера. Ключ торчал в дверях. Я вошел не постучавшись. Пьеретта Амабль сидела в средней комнате за столом, заваленным папками с профсоюзными материалами. Около неё стоял рабочий Кювро и свертывал себе самокрутку. В плетеном кресле сидел какой-то молодой рабочий в синем комбинезоне и читал "Франс нувель". Пьеретта представила его мне:

- Такой-то... Хороший товарищ. Недавно приехал в наши края. Ему удалось сделать то, чего до сих пор никто не мог добиться: теперь рабочие картонажной фабрики состоят в профсоюзе.

Миньо перевели в другой город, сейчас он работает на Юге. Секретарем секции избрали Пьеретту. Да, работа идет неплохо. После забастовки, закончившейся победой рабочих, окрепло их единство. Пьеретта и Луиза Гюгонне образовали совместный комитет действия. В Сотенном цехе каждая работница обслуживает только два станка - это уже успех; ведется борьба "за три станка на двух рабочих".

- Вот мы сейчас беседовали с Кювро, - сказала Пьеретта. - Я предлагаю на ближайшем Профсоюзном собрании поговорить о нашем торговом договоре с Китаем. В некотором смысле ведь это победа рабочего класса Франции...

Тут как раз пришла Луиза Гюгонне.

- Торговый договор? - подхватила она. - На что нам-то все эти торговые договоры? Рабочие не покупают шелк-сырец. На этом деле выигрывают только Эмполи.

- Конечно, Эмполи выигрывают, но надо смотреть шире. Возобновление торговых отношений с Китаем упрочит мир.

Спор продолжался... Я слушал рассеянно. Только что я возвратился из поездки в Индию и в Египет. В бамбуковых хижинах долины Ганга и в тюрьмах долины Нила я сотни раз слышал споры на те же темы и в том же духе. Во всем мире одновременно поднимаются новые слои людей, в которых пробуждается сознание своих интересов и своей силы, людей, которые уже достигают зрелости. Они ещё не красноречивы, не сразу находят нужные слова, повторяют одни и те же доводы, чтобы лучше проникнуть в их смысл, сильнее проникнуться ими. Случалось, что они бывали педантичны в своих рассуждениях и говорили какими-то заученными фразами, но это объяснялось напряженной работой мысли, упорным, страстным стремлением найти правду, не обмануться, больше не обманываться, больше не быть обманутыми. Таким вот образом история человечества подходит к "решительному перелому".

И, глядя на них, слушая их, я не мог нарадоваться, что живу в такое время, когда на всем нашем земном шаре совершается чудесное рождение новых людей, и я сам свидетель этого.

В конце концов Пьеретта вышла из спора победительницей, довольно крепко столкнувшись с Кювро, который, как бывший профсоюзник старого толка, готов был согласиться с доводами Луизы Гюгонне.

- Кто же будет выступать? - спросила Пьеретта.

- Ты, - ответили в один голос Кювро и Луиза.

- Не возражаю, - сказала Пьеретта.

Взяв школьную тетрадку, она помуслила кончик карандаша и записала своим убористым, четким почерком:

"Доклад о политическом значении франко-китайского торгового договора.

Ответственная: Амабль".

Я ушел вместе с Кювро.

Луиза Гюгонне и молодой рабочий остались помочь Пьеретте составить план её "выступления".

Перейти на страницу:

Похожие книги

Тайная слава
Тайная слава

«Где-то существует совершенно иной мир, и его язык именуется поэзией», — писал Артур Мейчен (1863–1947) в одном из последних эссе, словно формулируя свое творческое кредо, ибо все произведения этого английского писателя проникнуты неизбывной ностальгией по иной реальности, принципиально несовместимой с современной материалистической цивилизацией. Со всей очевидностью свидетельствуя о полярной противоположности этих двух миров, настоящий том, в который вошли никогда раньше не публиковавшиеся на русском языке (за исключением «Трех самозванцев») повести и романы, является логическим продолжением изданного ранее в коллекции «Гримуар» сборника избранных произведений писателя «Сад Аваллона». Сразу оговоримся, редакция ставила своей целью представить А. Мейчена прежде всего как писателя-адепта, с 1889 г. инициированного в Храм Исиды-Урании Герметического ордена Золотой Зари, этим обстоятельством и продиктованы особенности данного состава, в основу которого положен отнюдь не хронологический принцип. Всегда черпавший вдохновение в традиционных кельтских культах, валлийских апокрифических преданиях и средневековой христианской мистике, А. Мейчен в своем творчестве столь последовательно воплощал герметическую орденскую символику Золотой Зари, что многих современников это приводило в недоумение, а «широкая читательская аудитория», шокированная странными произведениями, в которых слишком явственно слышны отголоски мрачных друидических ритуалов и проникнутых гностическим духом доктрин, считала их автора «непристойно мятежным». Впрочем, А. Мейчен, чье творчество являлось, по существу, тайным восстанием против современного мира, и не скрывал, что «вечный поиск неизведанного, изначально присущая человеку страсть, уводящая в бесконечность» заставляет его чувствовать себя в обществе «благоразумных» обывателей изгоем, одиноким странником, который «поднимает глаза к небу, напрягает зрение и вглядывается через океаны в поисках счастливых легендарных островов, в поисках Аваллона, где никогда не заходит солнце».

Артур Ллевелин Мэйчен

Классическая проза